Дар Небес

Питер кивнул, ладонью смахнул воду с лица… и вдруг сильным гребком приблизился к Фэлри и обвил руками его шею. Тот вздрогнул от неожиданности, но ответил на поцелуй; однако вместе со вспыхнувшим желанием, внутри поднялась волна недоумения.

Что это – прощальный подарок? Сомнение? А может, опять чувство вины?

Питер оторвался от его губ – а целовался он всерьез, мускулистые ноги до боли стиснули талию Фэлри, заставив его на миг забыть обо всем – и, тесно прижимаясь к эр-лану, произнес ему в ухо:

– Пообещай мне кое-что, ладно?

Фэлри кивнул – а что еще ему оставалось делать?

– Обещай, что останешься поблизости от нашей стоянки, пока я не вернусь.

– А ты вернешься? – Фэлри сам не замечал, что обнимает юношу, обвивает кольца хвоста вокруг его сильного тела. Безумная надежда вспыхнула в нем, как факел.

– Я не хочу прощаться вот так.

Свет горестно померк, и душа Фэлри снова погрузилась во мрак. Впрочем, он же этого всегда и хотел. Ведь хотел, верно?

Очередная волна подняла их и опустила, накатила новая. В янтарном небе вихрем кружились облака.

– Обещай же, что никуда не уплывешь, – продожал настаивать Питер с непонятным упорством, – поклянись!

Его губы касались уха эр-лана, руки ласкали извивы золотых волос, затягивая в какой-то бездонный омут, сводя с ума.

– Клянусь! – громко, почти срываясь на крик, произнес Фэлри. – Я дождусь тебя!

Запустив пальцы в черные кудри Питера, он рывком отвел его голову назад, и, забыв обо всем, жадно поцеловал.

И так, слившись в отчаянном, последнем поцелуе, разделяя одно дыхание на двоих, они погружались в зеленоватый сумрак – все ниже и ниже, вдоль уходящей в темную бездну гигантской башни Ясиона.

28

Запах оказался самой большой проблемой – кто бы мог подумать, что здесь будет так вонять?

Питер старался дышать ртом, но вонь буквально ввинчивалась в носоглотку и ощущалась, кажется, даже на языке. Словно в эту шахту сливали нечистоты со всего Ясиона – хотя скорее всего, конечно, воняли трупы попавших сюда случайно рыб и морских животных. Питер уже не раз вляпывался ладонями в какую-то липкую дрянь и, вытирая руки о штаны, даже радовался, что не видит, что это ему попалось.

Больше всего он боялся, что отверстия для забора воды будут закрыты силовыми полями, но, к счастью, путь им преградила только эластичная крупноячеистая сетка. Фэлри с легкостью разорвал ее зубами, и Питер не в первый уже раз подумал, что для жизни в море и питания сырой рыбой и моллюсками человеческие зубы не сильно-то подходят. Но никаких изменений в Фэлри он не замечал, возможно, его метаморфоза добавила только силы в челюсти.

Хотя Питер особо и не приглядывался к новому облику эр-лана, опасаясь увидеть что-то, что ему сильно не понравится. И, возможно, поколеблет его решимость.

Током воды его втащило в трубу, он и охнуть не успел, даже взглядом с Фэлри не обменялся. Может, это и к лучшему, они уже все сказали друг другу на поверхности, чего тянуть. Как говорится, раньше начнешь – раньше закончишь.

Питер не представлял, на сколько ему хватит дыхания, но руки, судорожно метнувшись по скользкой от водорослей внутренней поверхности трубы, почти сразу зацепились за край люка. Проникнув в него, он попал в вертикальный колодец и довольно быстро всплыл на поверхность.

Вокруг царил кромешный мрак, передвигаться приходилось на ощупь. Хватая ртом спертый воздух, Питер снова пошарил над головой и обнаружил отверстие, закрытое мягкой многолепестковой диафрагмой. Уцепился за нее и с огромным трудом подтянулся – вода отпустила его с крайней неохотой, все тело казалось страшно тяжелым. Забавно, что находясь в море, чувствуешь себя легким, как перышко, и даже не чувствуешь, насколько устал. Подлинная степень утомления вскрывается только на суше – очередное коварство водяной стихии.

Кое-как удерживая равновесие, Питер снова поднял руки и сразу же наткнулся на следующую диафрагму – похоже, он попал в систему фильтров, которая теперь не работала, и вода шла иным путем.

Порадовавшись про себя этому факту, он начал подниматься, подтягиваясь и карабкаясь, и, одолев шесть фильтров, понял, что задыхается от вони и усталости. Сел, прислонился спиной к холодной стене, шершавой от ржавчины, и прикрыл глаза, хотя никакой нужды в этом не было – вокруг было темно, как в чернильнице.

Все-таки ты повел себя довольно опрометчиво, сетовал внутренний голос, кто знает, как высоко тянется эта система, ты можешь умереть, так и не добравшись до верха… и тут Питер вспомнил взгляд Фэлри в последние секунды прощания, вспомнил любовь и жгучую, отчаянную надежду, горевшую в темной синеве зрачков.

«Вернешься, ты же вернешься?»

Ради этого взгляда он разыграл жестокую пантомиму, сделал вид, что эр-лан ему безразличен. После эпизода с отравлением он много часов думал, как поступить, и наконец принял решение. Но, прежде чем приступить к выполнению своего плана, он хотел убедиться, твердо и безоговорочно, что Фэлри все еще любит его, и, конечно, слова тут были бесполезны…