Почерк становился все более путаным, строчки съезжали вниз, последняя обрывалась на середине слова. Генри медленно опустил листы на колени.
Он не знал, сколько просидел так, глядя в одну точку. Когда он очнулся, небо уже посветлело: приближался тяжелый, хмурый рассвет, войска были совсем близко, и он поднялся на ноги.
– Тис, я знаю, ты слышишь. – Ему хотелось кричать, но слова получались едва слышными. – Только посмей не явиться. Я из-под земли тебя достану, ясно?
– Я и его слышал, Генри, – устало сказал за его плечом Тис. Генри обернулся и, тяжело дыша, уставился на него. – Он сидел именно здесь, когда дописал это и закрыл шкатулку. Я пришел к нему. Пытался отговорить от того, что он собрался сделать.
– И что это было? – через силу произнес Генри.
– Он хотел голыми руками убить Освальда. Верил, что его дар сильнее бессмертия отца, – и, увы, оказался прав. Освальд как раз ехал сюда через эту равнину так же, как сейчас, только без армии. Еще не знал, что опоздал и Сердце спрятано. Сивард был уже не в себе. Я пытался ему объяснить: когда разрушитель забирает силу человека, она становится его частью. – Тис говорил, морщась, как от боли. – В Освальде было очень много сил: он вытянул их из Сердца, чтобы стать бессмертным. Но, забрав эту темную силу, Сивард превратился бы в нового Освальда, только гораздо хуже, с его-то даром. Он стал бы бессмертным владыкой такого могущества, что победить его было бы невозможно.
Тис глядел так умоляюще, будто хотел, чтобы Генри сказал: «Да ладно, ничего страшного, что ты не верил в него, что ты бросил его. Я тебя прощаю». Генри прощать не собирался.