Я спросил ее, что, на ее взгляд, было причиной нашего совместного видения. Она уклонилась от каких бы то ни было комментариев, но попросила меня высказать свое мнение. Я сказал, что, по-моему, единственно очевидной причиной являются эмоции.
После того, как мы с ней уселись на излюбленную скамейку дона Хуана в начале вечера этого дня и я прочитал стихотворение, которое ему нравилось, я был сильно заряжен эмоционально. Мои эмоции, должно быть, приготовили мое тело. Но я также должен был учесть тот факт, что, занимаясь сновидением, я научился входить в состояние совершенного спокойствия. Я мог отключать свой внутренний диалог и оставаться как бы внутри оболочки, выглядывая через дырочку. В таком состоянии я мог или отбросить часть имеющегося контроля и войти в состояние сновидения, или держаться за этот контроль и оставаться пассивным, без мыслей и без желаний.
Однако я не думал, чтобы это было в данном случае таким уж значимым фактором. Я считал катализатором присутствие ла Горды. По моему мнению, именно мои чувства по отношению к ней создали условия для видения.
Ла Горда смущенно засмеялась, когда я рассказал ей, что я думаю.
— Я не согласна с тобой, — сказала она. — Я думаю, случилось то, что твое тело начало вспоминать.
— Что ты имеешь в виду, ла Горда? — спросил я.
Последовала длинная пауза. Казалось, она не то боролась с собой, чтобы сказать то, чего она не хочет говорить, не то пыталась найти подходящие слова.
— Я знаю так много всего, — сказала она, — и в то же время не знаю, что я знаю. Я помню так много, что не могу вспомнить ничего. Я думаю, что ты сам в таком же положении.
Я заверил ее, что я этого не осознаю. Она не поверила мне.
— Временами я действительно верю, что ты не знаешь, — сказала она. — Но иногда мне кажется, что ты играешь с нами. Нагваль рассказывал нам, что он сам тоже не знал. Мне теперь вспоминается многое из того, что говорили о тебе.
— Что это значит, что мое тело стало вспоминать? — настаивал я.
— Не спрашивай об этом, — сказала она с улыбкой. — Я не знаю, что ты должен вспоминать и что это за воспоминания. Я сама этого никогда не делала. Уж это-то я знаю.
— Есть ли кто-нибудь среди учеников, кто мог бы рассказать мне об этом? — спросил я.
— Никого, — ответила она. — Я думаю, что я курьер к тебе. Курьер, который в этот раз привез только половину послания.
Она поднялась и попросила меня ехать назад в ее город. Я был слишком взволнован, чтобы ехать тут же. Мы погуляли по площади. В конце концов мы сели на другую скамейку.
— Тебе не кажется странным то, с какой легкостью мы можем видеть вместе? — спросила ла Горда.
Я не знал, что она имеет в виду, поэтому медлил с ответом.
— Что бы ты сказал, если я стану утверждать, что, по моему мнению, мы уже раньше видели вместе? — спросила она, осторожно подбирая слова.
Я не мог понять, что она имеет в виду. Она повторила вопрос, но я все еще не видел в нем смысла.
— Когда мы могли видеть вместе раньше? — спросил я. — Твой вопрос не имеет смысла.
— В том-то и беда — он не имеет смысла, и в то же время я чувствую, что мы видели вместе раньше.
Я почувствовал озноб и поднялся. Я опять вспомнил ощущение, которое было у меня в том- городе. Ла Горда открыла рот, но остановилась на полуслове. Она посмотрела на меня ошеломленно, приложила руку к моим губам, а затем буквально потащила меня к машине.
Я вел машину всю ночь. Я хотел разговаривать, анализировать, но она заснула, как если бы намеренно избегала всякого обсуждения. Она была права, конечно, — из нас двоих она была тем, кто понимал опасность, возникающую при исчезновении настроения из-за чрезмерного анализирования его.
Когда мы вышли из машины, приехав к ее дому, она сказала, что мы вообще не должны разговаривать о происшедшем в Оахаке.
— Но почему, ла Горда? — спросил я.
— Я не хочу тратить нашу силу, — сказала она. — Это путь мага.
Никогда не растрачивай свои достижения.
— Но если мы не будем говорить об этом, мы никогда не узнаем, что в действительности случилось с нами, — запротестовал я.
— Мы должны молчать, по крайней мере девять дней, — сказала она.
— Разве мы не можем поговорить об этом между собой? — спросил я.
— Разговор между собой — это как раз то, чего мы должны избегать. Мы уязвимы. Мы должны дать себе время оправиться.
Глава 3. Квазивоспоминания другого «я»
— Не скажешь ли ты, что происходит? — спросил меня Нестор, когда мы собрались вечером. — Куда вы вдвоем вчера ездили?
Я забыл рекомендации ла Горды не говорить о случившемся, и начал рассказывать, что мы поехали сначала в ближайший городок и обнаружили там заинтересовавший нас дом.
Всех их, казалось, охватила внезапная дрожь. Они встрепенулись, посмотрели друг на друга, а затем на ла Горду, как бы ожидая, что она сообщит об этом.
— Что это за дом? — спросил Нестор.