Женщина выглядела так, будто только что встала с постели. Наш стук, наверное, разбудил ее, и она надела платье из корзины с грязным бельем. Она была босая, ее волосы с проседью были взлохмачены. У нее были красные, как пуговки, глаза. Она была домашней женщиной, но каким-то образом страшно внушительной, довольно высокой, около 170 см, темной и ненормально мускулистой. Ее голые руки были покрыты буграми мышц. Я заметил, что у нее очень красивой формы колени. Она смерила меня взглядом с головы до ног, возвышаясь надо мной, и кричала, что не слышит моих извинений. Дон Хуан прошептал, что мне следует извиниться громко и ясно.
Как только я это сделал, она улыбнулась и, повернувшись к дону Хуану, обняла его, как ребенка. Она укоряла его, что не нужно было позволять мне стучать, так как мои прикосновения к двери очень скользкие и беспокоящие. Она взяла дона Хуана за руку и повела его в дом, помогая переступить высокий порог. Она называла его «миленьким старикашечкой», и дон Хуан смеялся. Мне было дико видеть, что он ведет себя так, как будто ему приятна та чушь, которую несла эта ужасная женщина. Заведя «миленького старикашечку» внутрь дома, она сделала мне знак рукой, как будто отгоняя прочь приблудившуюся собаку, и рассмеялась над моим недоумением. Ее зубы были большими, неровными и темными. Затем она как будто переменила решение и сказала, что я могу войти.
Дон Хуан направился к двери, которую было едва видно в конце темного проема. Во всем доме не было света. Женщина открыла дверь в очень большую и практически пустую комнату. Там стояли только два старых кресла в центре под самой тусклой электрической лампочкой, которую я видел в жизни. Это была старомодная длинная лампочка.
Еще одна женщина сидела в одном из кресел. Первая женщина села на пол и прислонилась спиной к другому креслу. Затем она прижала колени к груди, совершенно при этом заголившись. Я был ошарашен.
Отвратительно грубым голосом женщина спросила меня, почему я так таращусь на нее. Я не знал, что сказать, и потому начал отнекиваться. Она вскочила и, казалось, была готова ударить меня. Я был страшно раздражен и в то же время зол на себя за то, что она поймала мой нескромный взгляд.
Женщина спросила дона Хуана, что я за Нагваль, если никогда не видел обнаженной женщины. Она повторяла это вновь и вновь, обежала вокруг комнаты и, остановившись у сидящей женщины, потрясла ее за плечо и сказала, что я – мужчина, никогда не видевший наготы. Она смеялась надо мной и всячески поносила меня.
Я был раздосадован. Я чувствовал, что дон Хуан должен был что-то сделать, чтобы избавить меня от этого унижения. Я вспомнил, как он говорил мне, что эти женщины бывают совершенно безумны. Он не преувеличивал – эта фурия была готовой пациенткой для психбольницы. Я взглянул на дона Хуана в поисках поддержки и совета. Он смотрел в сторону и выглядел таким же растерянным, хотя мне казалось, что я поймал злорадную ухмылку, которую он скрыл, отвернув голову.
Женщина легла на спину, задрала юбку и велела мне смотреть сколько душе угодно, вместо того чтобы бросать взгляды украдкой. Я был так раздражен, что чуть не потерял контроль над собой. Мне хотелось проломить ей голову.
Тут сидящая в кресле женщина внезапно поднялась и, схватив первую за волосы, рывком поставила ее на ноги, совершенно без видимых усилий. Она посмотрела на меня сквозь полуприкрытые веки, приблизив лицо почти вплотную к моему. Ее запах был удивительно свежим.
Очень высоким голосом она сказала, что мы должны перейти к делу. Обе женщины стояли теперь рядом со мной под электрической лампочкой. Вторая женщина была старше, ее лицо было покрыто толстым слоем косметической пудры, придававшей ей вид клоуна. Ее волосы были ровно уложены в шиньон. Она казалась спокойной, только у нее постоянно дрожали нижняя губа и подбородок.
Обе женщины были одинаково высокими и сильными на вид. Они угрожающе нависли надо мной и долгое время пристально на меня смотрели. Дон Хуан не прерывал их затянувшегося разглядывания. Старшая женщина кивнула головой, и дон Хуан сказал мне, что ее зовут Зулейка и что она
Зулейка повернулась ко мне и спросила, верно ли, что я никогда не видел обнаженной женщины. Дон Хуан не мог больше сдерживаться и начал хохотать. Жестом я показал ему, что не знаю, как отвечать. Он прошептал мне на ухо, что будет лучше, если я отвечу, что не видел, не то от меня потребуют подробного описания. Я так и ответил. Дон Хуан смеялся и кашлял от хохота. Я попросил его вывести меня из этого сумасшедшего дома. Он опять прошептал мне на ухо, что гораздо лучше для меня будет хорошенько смотреть и казаться внимательным и заинтересованным, потому что иначе придется оставаться здесь до второго пришествия.