Дар Орла

Жестами головы и рук он пригласил нас сказать ему сердечное «ха-ха». Вид учеников, пытающихся рассмеяться, был таким же смешным, как и мои собственные потуги. Внезапно я рассмеялся вместе с доном Хуаном и его воинами.

Дон Хенаро, всегда подшучивавший над моими поэтическими наклонностями, попросил меня громко продекламировать стихотворение. Он сказал, что хочет суммировать свои сантименты и свои рекомендации стихотворением, прославляющим жизнь, смерть и смех. Он имел в виду отрывок из поэмы Хосе Горостизы «Смерть без конца».

Женщина-нагуаль вручила мне книгу, и я прочел тот отрывок, который всегда нравился дону Хуану и дону Хенаро.

О, какая слепая радость!
Какое огромное желание!
Пользоваться воздухом, которым мы дышим
Ртом, глазами, рукой.
Какое горячее нетерпение
Потратить всего себя без остатка
В одном-единственном взрыве смеха.
О, эта наглая оскорбительная смерть.
Убивающая нас издалека.
Через удовольствие,
Которое мы находим, умирая
За чашку чая…
За слабую ласку.

Обстановка для стихотворения была захватывающей. Я ощутил озноб. Ко мне подошли Эмилито и курьер Хуан Тума. Они не сказали ни слова. Их глаза сияли, как черные стеклянные бусинки. Казалось, все их чувства были сфокусированы в глазах. Курьер Хуан Тума очень мягко сказал, что когда-то в своем доме он посвятил меня в тайны Мескалито и что это было предшественником другого случая в колесе времени, когда он проводил меня в окончательную тайну.

Эмилито сказал, как если бы его голос был эхом Хуана Тумы, что они оба уверены, что я выполню свою задачу. Они будут ждать того, что однажды я присоединюсь к ним. Курьер Хуан Тума добавил, что Орел свел меня с партией Нагуаля Хуана Матуса, как со спасательной командой. Они еще раз обняли меня и прошептали вдвоем, что я должен верить в самого себя.

После курьеров ко мне подошли воины-женщины. Каждая обнимала меня и шептала на ухо пожелания, пожелания полноты и осуществления.

Последней подошла ко мне женщина-нагуаль. Она села и какое-то время держала меня на коленях, как будто я был ребенком. Она излучала чистоту и привязанность. У меня перехватило дыхание. Мы поднялись и обошли комнату, разговаривая о нашей судьбе. Силы, которые невозможно изменить, привели нас к этому кульминационному моменту. Испытываемое мною преклонение было неизмеримым, и такова же была моя печаль. Затем она открыла мне частичку правила, относящегося к трехзубчатому Нагуалю. Она была в состоянии крайнего возбуждения и в то же время спокойной. Ее интеллект был безупречен, и в то же время она не пыталась ни о чем рассуждать. Ее последний день на земле поглощал ее. Она затопила меня своим настроением. Казалось, что вплоть до этого момента я не вполне понимал фатальность нашей ситуации. Пребывание на левой стороне приводило к тому, что непосредственно текущий момент заслонял все остальное, и это делало практически невозможным какое бы то ни было предвидение дальше этого момента. Однако воздействие ее настроения захватило значительную часть и моего правостороннего осознания вместе с его способностью предвидеть те чувства, которые придут потом. Я понял, что никогда больше не увижу ее. Это было невыносимо.

Дон Хуан говорил, что на левой стороне нет слез, что воин не может больше плакать и что единственным выражением боли является дрожь, приходящая откуда-то из самых глубин вселенной, как если бы одна из эманаций Орла была болью. Дрожь воина бесконечна. Пока женщина-нагуаль разговаривала со мной и держала меня, я ощутил эту дрожь. Женщина-нагуаль обвила руками мою шею и прижала свою голову к моей. Я подумал, что она выжимает меня, как кусок тряпки. Я чувствовал, как что-то не то выходит из моего тела, не то переходит из ее тела в мое. Моя боль стала настолько сильной и наводнила меня настолько быстро, что я обезумел и повалился на пол вместе с женщиной-нагуаль, все еще обнимавшей меня. Как во сне, промелькнула мысль, что я, должно быть, ушиб ей голову при падении. Наши лица были залиты кровью. Кровь залила ее глаза.