Дар Орла

— Я не знала, что можно подцепить что-либо еще, кроме той силы, которую имеют такие предметы, — сказала она. — Когда я впервые просунула палец в отверстие и зажала камень в ладони, рука стала горячей и начала вибрировать. Я почувствовала себя действительно большой и сильной. Я скрытная, и поэтому никто не знал, что я держу камень в руке. После того, как я держала его несколько дней, начался настоящий ужас. Я чувствовала, что за владельцем камня гонятся, и ощущала его страх. Он был, несомненно, очень сильным магом, и тот, кто его преследовал, хотел не только убить его, но и съесть. Мне стало действительно страшно. Мне следовало немедленно бросить камень, но переживаемое мною чувство было настолько новым, что я вцепилась в него как последняя дура, а когда, наконец, бросила его, было уже поздно. Что-то во мне попалось на крючок. У меня начались видения людей, подступающих ко мне, одетых в странные одежды. Я чувствовала, как они раздирают меня на части, отрывая куски мяса с моих ног маленькими острыми ножами и просто зубами. Я обезумела!

— Как эти видения объяснил дон Хуан? — спросил я.

— Он сказал, что она больше не имела защит, — ответил Нестор, — и поэтому могла воспринимать фиксацию этого человека, его второе внимание, которое было влито в этот камень. Когда его убивали, он держался за этот камень для того, чтобы собрать всю свою концентрацию. Нагуаль сказал, что сила этого человека ушла из его тела в его камень; он знал, что делает. Он не хотел, чтобы его враги получили его силу, съев его тело. Те, кто убивал его, знали об этом, вот почему они пожирали его живьем, чтобы получить ту силу, которая все еще оставалась в нем. Они, должно быть, и зарыли этот камень, чтобы избежать проблем, а Ла Горда и я, как два идиота, нашли этот камень и выкопали его.

Ла Горда, соглашаясь с его словами, три или четыре раза кивнула с очень серьезным выражением лица.

— Нагуаль сказал мне, что второе внимание — самая свирепая вещь на свете, — сказала она. — Если оно сфокусировано на предметах, ничего не может быть более ужасающего.

— Ужаснее всего здесь то, что мы цепляемся, — сказал Нестор. — Тот человек, который владел этим камнем, цеплялся за свою жизнь, за свою силу, вот почему он пришел в ужас, почувствовав, как съедают его плоть. Нагуаль говорил, что если бы он отказался от своего чувства собственности и отрешился от своей смерти, какой бы она ни была, в нем не было бы никакого страха.

Разговор угас. Я спросил остальных, имеют ли они еще какие-нибудь мнения. Сестрички свирепо посмотрели на меня. Бениньо хихикнул и прикрыл лицо шляпой.

— Мы с Паблито были в окрестностях Тулы, — сказал он наконец. — Мы облазили все пирамиды, какие только есть в Мексике. Они нам нравятся.

— Зачем вы ездили ко всем пирамидам? — спросил я. — Зачем они вам понадобились?

— Да кто его знает, — ответил он. — Наверное, потому, что Нагуаль запретил нам это делать.

— А ты, Паблито? — спросил я.

— Я ездил туда учиться, — сказал он надменно и засмеялся.

— Я жил когда-то в Туле и знаю эти пирамиды, как свои пять пальцев. Нагуаль говорил, что он тоже жил там раньше. Он знал о пирамидах все, он сам был толтеком.

Тут я понял, что на археологические раскопки в Туле меня погнало нечто большее, чем простое любопытство. Приглашение друга я принял, главным образом, потому, что во время моего первого приезда к Ла Горде и остальным узнал о доне Хуане нечто такое, чего сам он никогда не говорил мне, — что он считал себя потомком толтеков. В древности Тула была центром империи толтеков.

— А что ты думаешь об атлантах, разгуливающих по ночам? — спросил я у Паблито.

— Конечно, по ночам они ходят, — сказал он. — Эти штуковины стоят там много столетий. Никто не знает, кто построил пирамиды. Нагуаль говорил, что испанцы были не первыми, кто их обнаружил. До них были другие. Бог знает, сколько их было.

— Ты не знаешь, что изображают эти каменные фигуры? — спросил я.

— Это не мужчины, а женщины, — ответил он. — Пирамида является центром устойчивости и порядка. Фигуры представляют четыре ее угла, это четыре ветра, четыре направления. Они — фундамент, основа пирамиды. Они должны быть женщинами, мужеподобными женщинами, если хочешь. Как ты сам знаешь, мы, мужчины, не так уж горячи. Мы хорошая связка, клей, чтобы удерживать вещи вместе, но не больше. Нагуаль говорил, что загадка пирамиды в ее структуре. Четыре угла были подняты до вершины. Сама пирамида — мужчина, поддерживаемый своими женщинами-воинами. Мужчина, который поднял тех, кто его поддерживает, до высшей точки. Понимаешь, о чем я говорю?

Должно быть, на моем лице отразилось замешательство. Паблито засмеялся. Это был вежливый смех.

— Нет, я не понимаю, о чем ты говоришь, Паблито, — сказал я. — Но это, наверное, потому, что дон Хуан никогда не говорил мне о чем-либо подобном. Пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь.