Дар Павшего. Восход Черного солнца

Я, честно признаться, первые часа два его только и гладил. Не мог оторваться. — передёрнул плечами Лурье, и подумав около минуты, продолжил — сам себя убеждал, что на целостность проверяю. А руки, всё оторвать от поверхности не мог.

Эта полоса с символами, как будто бы притягивала, завораживала. Мне она до сих пор снится.

И знаешь, что просыпаться после этого — сплошное мучение. Мне из-за этого, все остальные изыскания, стали попросту не интересны. А ведь в мире имеется очень много интересных вещей.

— Например? — уточнил Владимир.

— Например… Да, хотя бы взять племя Ноэффидов, которые живут на одном маленьком острове посреди Тихого океана. Я там был восемнадцать лет назад. — У них мы обнаружили древнюю стелу из обсидиана, хотя этого материала нет и в помине на их острове, который никогда раньше не обладал вулканической активностью. — И они верят, что в ней находится сам Дух океана. — Они живут в полной гармонии с природой. Кормят акул остатками пойманной на обед рыбы, и молятся дельфинам…

Вот ещё один пример. От своих коллег, которые недавно возвратились с Непала, я услышал про святого старца, который называл себя именем Чирандживи. Ему давно перевалило за сто лет, а он сам утверждает, что на самом деле ему далеко за двести. Но не это интересно. А интересно то, что он в своей тунике носит живую кобру. — Дикую! — это было проверено. Он утверждает, что много лет тому назад был допущен монахами к тайнам Шамбалы…

И если хорошенько повспоминать, да покопаться в мозгах, то можно ещё много интересного обнаружить. Да, хоть та же последняя африканская экспедиция, куда меня звали научным консультантом. — Те, кто там был поговаривают, что это могут быть остатки того самого затерянного города Фарини!

Но, мне это всё почему-то стало вдруг не интересно. Хоть я и списываю это на стариковскую лень, но внутри себя понимаю, что это не так. — Жан встал, налил бокал, и с чувством произнёс — Но, теперь то у меня будет настоящая цель! Костьми лягу, а разгадаю эту тайну.

Но, разумеется, только с твоей помощью. Друг мой…

Истина, вроде уже близко. Но, всё же где-то там…

… Безжалостное время, утекая как песок сквозь пальцы, ушло своей дорогой далеко за полночь.

Время… Этой эфемерной материей дано владеть всем без ограничений, а вот воспользоваться всеми благами, что оно приносит, дано далеко не каждому. И иногда кажется, что оно само решает кому дать фору, а кто и так обойдётся.

Вот и сейчас, оно стремительно набирало обороты, как бы насмехаясь над всей важностью решаемых проблем и задач. И вот ведь парадокс — чем больше его требовалось, тем меньше его становилось…

Время… Если бы не вся невероятность этого, то можно было бы подумать, что оно мыслит. Что Оно живое. А ведь если представить, что Оно видело всё, что было в этом и иных мирах…

Но кто сказал, что Оно видело? Вполне даже вероятно, что Оно всё и сейчас видит. Кто из нас знает, что такое Время? И кто сказал, что оно течёт из точки А в точку Б: — из прошлого в грядущее?

Кто-то из древних мудрецов сказал, что Оно — река. Другой предположил, что Оно это океан. А кто это проверит? Может быть время — это нечто совсем иное, и всё, что мы об этом знаем не более чем самообман? Может быть, Время — это дерево? Древо раскинувшее свои ветви над всем Сущим? Но, ежели это дерево, то тогда.

Должен быть и Садовник…

* * *

Жан Лурье, профессор исторических наук и знаток древностей, задумчиво бродил по своей великолепной двухъярусной квартире, находящейся в старинном особняке восемнадцатого века постройки. Он неспешно ходил по дорожке от лунного света, аккуратно сжимая в руках тяжелую сферу, испещренную загадочными символами и надписями, как бы вдавленными в тело камня. Несмотря на поздний час, ни о каком сне не могло быть и речи.

Полная луна еще вовсю хозяйничала в небе, наполняя большую комнату, сверху донизу заваленную различными книгами и предметами старины призрачным светом, отражавшимся на стенах загадочными узорами. Но было ясно и без часов, что до рассвета уже рукой подать.

Свет, и иные электроприборы, профессор не включал всю ночь специально, так как этот фактор он считал раздражающим, и он мешал ему в полной мере сосредоточиться на своих мыслях.

Сама профессорская квартира, заслужила отдельного упоминания. Она, обладала неким, собственным изначальным духом. Тем самым духом старины, оставшимся от былых времён. Она помнила многое. Королей, революционеров и иностранных захватчиков. Что только не происходило в ней и рядом с её стенами за долгие века её «жизни».

Возможно поэтому, она ещё и была для Жана, как бы это выразиться — наверное некой его музой, помощницей в мыслительном процессе. Во всём Париже, только здесь ему особенно легко спалось и самое главное — думалось.

Но, всё вышеперечисленное не говорит о том, что внутри было всё чопорно и возвышенно. Ибо во все предыдущие времена, кто бы ни находился в квартире, будь то друзья или коллеги по работе, всегда сравнивали его жилище скорее с берлогой сумасшедшего мыслителя, нежели с квартирой знаменитого ученого.