Дар прощения

– Боюсь, что скоро вы все сами увидите, – я киваю на экран телефона, на которой ведущий игры неспешными шагами меряет подвал.

– Далеко не факт, Аделина, – опустив голову, говорит младший следователь.

– Думаете, что успеете их спасти еще до начала игры? – я с подозрением рассматриваю их лица и понимаю: что-то не так.

– Не совсем.

– В чем дело? – я невольно подаюсь вперед.

– Перед тем, как мы вернулись в допросную, – сообщает детектив, – нам пришло еще одно письмо.

– От организаторов?

– Да. И, к сожалению, оно касается вас. – Он будто специально выдерживает паузу, опасаясь моей реакции. – Дело в том, что они не начнут игру, пока мы не доставим вас в назначенное место. На это у нас есть двадцать четыре часа. После этого мы и впрямь станем свидетелями очередной трагедии.

– И что? Вы собираетесь сделать меня приманкой?

– Вы злитесь? – он прищуривается.

– Это не злость, детектив, а ярость, – честно признаюсь я.

– Мы не собираемся. Да и как это сделать без вашего согласия? К тому же, у нас нет уверенности, что это действительно поможет спасти запертых в кабинах игроков, – тяжело вздохнув, он поднимается с места. – Попробуйте успокоиться. Я вернусь через пятнадцать минут.

– Как будто у нас есть эти минуты.

– У вас, Аделина, есть минуты всего мира, а вот у этих людей… боюсь, что нет.

Когда он уходит, хлопнув дверью, младший следователь отодвигает от меня телефон с трансляцией.

– Он прав, вам нужно прийти в себя.

– Вы же это не серьезно? – я сама не замечаю, как хватаюсь за края стола. – От меня зависят жизни тринадцати человек. Вы бы смогли успокоиться?

– Следователь вместе с нашими специалистами уже изучают ваши переписки трехлетней давности с другими игроками. Мы точно выйдем на чей-то след.

– Вы напрасно тратите время.

– Остается только надеяться.

– Простите, но мою надежду отобрали в том подвале.

– Мне жаль, – кажется, искренне говорит он.

– Я не стану приманкой.

– И не придется. Мы найдем их раньше.

– Я только начала жить.

– Конечно, Аделина, – успокаивает он меня. – Никто не собирается отнимать вашу жизнь.

– Мне нечем дышать, – я задыхаюсь. Прямо как тогда на игре, когда на панели отобразилось имя моей подруги.

Тогда я склонила голову набок и с недоумением вгляделась в текст.

Что значит: Анна убита? Нет-нет-нет. Это ошибка. Я быстрыми шагами направилась к ее кабинке, желая, как можно скорее убедиться, что она в порядке.

– Анна, ты…

Даже заметив лежащую на полу подругу, которая после четырех пуль не издавала даже предсмертных хрипов, я все равно не поверила, что ее больше нет. Я помню, как попыталась ее поднять, но окровавленное тело беспомощно падало после каждой тщетной попытки.

– Нет… нет… – я не прекращала надеяться на чудо, даже поднимала ей веки.

Может быть, она умерла не сразу, но, когда я ее нашла, в ней уже не осталось ни малейших признаков жизни. А ее глаза… Они были такими же пустыми, какими, должно быть, стали мои собственные в тот момент.

Осознав, что потеряла ее навсегда, я плотно зажала рукой рот, чтобы не сорвать голос от рвущегося наружу крика.

На стене в гостиной родителей Анны всегда висели ее фотографии. Если хорошенько присмотреться к их цветовой гамме, то можно заметить, что они образуют радугу.

Первая фотография – маленькая Анна в ярко-красном платье. На ее маленькой рыжей голове золотая корона, у девочки нет переднего зуба, но она улыбается во весь рот, совершенно не стесняясь своих изъянов.

Вторая – Анна чуть постарше: она сидит за столом и держит в руках огромный апельсин, ее карие глаза широко распахнуты, будто она впервые видит этот фрукт.

На третьей фотографии – ее выпускной в детском саду: на ней костюм солнца – огромный желтый круг с лучами вокруг ее маленького тельца. Рыжая прядь выбилась из-под костюма и ниспадает на лицо, усыпанное веснушками. Она не улыбается, потому что не особо довольна своим костюмом и ролью в театральной сценке.

Следующий снимок – Анна лежит на ярко-зеленой газонной траве, на глазах у нее очки с толстой оправой в форме сердец, а в руке – розовый чупа чупс.

Затем – фото на море, сделанное ранним утром, когда вода кристально голубая, а небо абсолютно безоблачное. Рыжие волосы намокли и небрежно лежат на плечах.

И крайняя фотография – выпускной вечер в школе. На ней синее платье, а в волосах – венок из искусственных орхидей. Анна держит в руках аттестат и широко улыбается, ее глаза слегка прищурены из-за слепящего солнца.

Подруга так и не успела сделать для родителей снимок в фиолетовом цвете.

Держа в руках ее мертвое тело, я думала лишь об этих фотографиях. Казалось бы, что такого особенного в этом элементе декора, но они передавали весь пройденный ей путь. Это линия ее жизни со всеми радостями и печалями, и она закончилась на игре, на которой Анна оказалась по моей вине.