Дар Прозерпины

Подольский, не удержавшись от облегченного выдоха, с трудом поднялся на ноги и поплелся в сторону удаляющейся толпы. Через несколько шагов он увидел, что сжимает в руке злополучную бутылочку воды. Ради интереса плеснул немного на асфальт. Не долетев до земли, вода с шипением испарилась. Что это? Кипяток? Кислота? Чем же их поили во время банкета?

* * *

Архивариус Алексей и лицо «свободной профессии» Максим вышли из подъезда, где оставили Кирилла Матвеевича оплакивать утрату своей половины, и чуть было не стали жертвой обезумевшей толпы, куда-то промчавшейся на огромной скорости мимо них. Такая и слона могла задавить и не заметить.

– Вы куда? – крикнул Алексей.

– Виновника нашли!!! – донеслось из массы бегущих.

– Надо же…

– Да врут они все, – веско заявил Максим, – виновника-то надо в другом месте искать…

– В каком? – Алексей чуть не подпрыгнул от неожиданности. Оказывается, его спутник до сих пор скрывал то, чего не знали другие, а именно – кто виноват в происходящем!

– Гидрометцентр. Синоптики.

– А-а-а… – разочарованно протянул архивариус. – Они-то каким боком к нам… то есть к этому делу-то?

– Сам подумай, может ли один человек вызвать такой природный катаклизм?

– Пожалуй, нет.

– Вот. Жара сама по себе ниоткуда взяться не может. Это явление природное, закономерное. А стало быть, предсказуемое. Спутник с человеком в космос запустить умудрились, а приближение такой жары не отследили, слабо оказалось! Вот тебе и прогресс?!

– Синоптики… – с сомнением повторил архивариус.

– А! – только и сказал Максим, в сердцах махнув рукой. – Теперь-то нет смысла кого-то винить. Какой в этом толк? Вон что творится. – Он показал широким жестом в сторону проспекта, на всем протяжении которого то тут, то там валялись мертвые или находящиеся на последнем издыхании люди. Последние, которым явно оставалось недолго мучиться, махали руками и издавали неприятные скорбно-истошные звуки, призывая кого-нибудь на помощь.

Архивариус, изнывая от жары, сел на быстро пожухшую траву, привалившись спиной к стене дома. Рядом устроился Максим. Пот струями стекал по телу, в животе мутило, горло пересохло, а в голове словно били в колокол.

– Чему быть, того не миновать, – заплетающимся языком прошептал архивариус.

– Это верно.

Посидели. Помолчали. Жара все нарастала. За крышами противоположных домов показался дым: что-то загорелось.

– Горим, – безразличным тоном сказал Максим.

– Слушай, я все хочу спросить, – Алексей ронял слова, не поворачивая головы, – почему ты все время ходишь в черном и что у тебя в рюкзаке и карманах. Тяжело же!

– Да так… безделушки всякие.

– Зачем они тебе?

– Понимаешь, я – вор.

Откровенность Максима не произвела ожидаемого эффекта. Архивариус даже не пошевелился, и по тону его не было заметно, что он удивлен. Впрочем, кому сейчас какое дело, кто вор, кто страж порядка или чиновник, а кто крупный начальник.

– Ну и что? Зачем тебе добро-то сейчас?

– Да вроде как и незачем, но выбросить не могу. Пристало оно ко мне…

– Как это понимать?

– Не знаю, понимай как знаешь, а только пристало, и все тут. Сколько ни выкидывал, еще больше становится. Вот и таскаю. Килограмм семь-восемь, не меньше.

– А-а-а…

– Видимо, наказание мне такое.

Алексей не ответил, только голова его тяжело брякнулась на плечо вора. Максим понял, что его попутчик тоже не смог перенести жары и сегодняшнего дня.

* * *

Фрумкин бежал. От толпы, от жары, от себя. За что? За что он, никому не ведомый почтальон, мелкая сошка в этом дремучем мире, вдруг стал причиной таких бедствий? Неужели заслужил? Как? Что? Зачем? Ноги сами несли его. Наверное, так быстро бегают только спортсмены, да и то на крупных соревнованиях. За ним, не отставая ни на шаг, неслась разгневанная толпа, в которой постоянно менялись лидеры. Одно время впереди бежал закутанный в черную рясу священник, потом его поглотила вопящая масса преследователей, и вперед вырвались какие-то женщины, отчаянно визжавшие, плотоядно размахивающие сковородками и исходящие такой бранью, которую Фрумкин в жизни не слыхивал. Потом женщины куда-то испарились, и догоняющих возглавил чуть ли не взвод милиционеров, дудящих в свистки, размахивающих в воздухе дубинками, стреляющих в воздух из табельного оружия и призывающих Фрумкина остановиться для дальнейшего разбирательства. Какое будет разбирательство, Лев примерно мог себе представить, поэтому скорость не сбавлял, несмотря на боль в боку, бешено колотящееся сердце, совершенно пересохшие внутренности, резь и круги в глазах и пот, струями бороздивший его тело.