Дар психотерапии

Самой распространенной техникой, используемой мной, является неформальная ролевая игра. Если, например, пациентка говорит о своей неспособности противостоять своему партнеру в каком-либо вопросе — допустим, что она тревожится по поводу недельного отпуска на море с другом, потому что каждый день ей требуется время, чтобы в одиночестве помедитировать, почитать или подумать. Я могу предложить короткое ролевое упражнение, в котором она играет своего друга, а я, соответственно, ее, с тем чтобы показать, как она может обратиться с этой просьбой. В других случаях я мог бы сделать нечто противоположное: играть другого человека, дабы она отрепетировала свои слова.

Иногда полезна техника пустого стула, разработанная Фрицем Перлзом. Я рекомендую некоторым пациентам с сильным самоуничижающим внутренним голосом поместить свою осуждающую самокритичную часть на пустой стул и поговорить с ней, затем поменяться стульями и играть роль судьи, выражающего критические замечания в отношении выявленного «я». Опять же, я подчеркиваю, подобные техники весьма полезно использовать не как самоцель, но с тем, чтобы генерировать данные для последующего изучения.

Глава 61. Терапия как генеральная репетиция жизни

Многие терапевты съеживаются, когда слышат, что критики характеризуют их работу как «покупку дружбы». Хотя в этом заявлении и содержится зерно правды, оно не заслуживает того, чтобы съеживаться. Дружба между терапевтом и пациентом представляет собой необходимое условие в процессе терапии — необходимое, но не достаточное.Психотерапия — это не замена жизни, но ее генеральная репетиция. Другими словами, хотя психотерапия и требует тесных взаимоотношений, эти отношения не являются целью — это средства для достижения цели.

Близость терапевтических отношений служит многим целям. Она предлагает пациентам безопасное место, чтобы раскрыть себя как можно полнее. Даже более — она предлагает им опыт принятия и понимания после глубокого раскрытия. Она обучает социальным навыкам: пациент узнает, чего требуют близкие отношения. А также начинает понимать, что близость возможна, даже достижима. А самое, наверное, важное, представлено в наблюдении Карла Роджерса, сказавшего, что терапевтические отношения служат внутренним ориентиром, к которому пациенты могут возвращаться в своем воображении. Однажды достигнув этого уровня близости, они могут лелеять надежду и даже ожидать подобных взаимоотношений.

Мы часто слышим о пациентах (как в групповой, так и в индивидуальной терапии), которые, будучи превосходными пациентами или членами группы, все же не меняются в своих внешних жизнях. Они могут хорошо контактировать с индивидуальным терапевтом или быть ключевыми членами групп — самораскрывающимися, трудолюбивыми, ускоряющими взаимодействие, — но, тем не менее, не применять все то, чему они научились, в их внешней ситуации. Иначе говоря, они используют терапию в качестве замены, а не репетиции жизни.

Это различие может оказаться полезным при принятии решения о прекращении терапии. Поведенческого изменения в терапевтической ситуации явно недостаточно: пациенты должны переносить это изменение на свое жизненное окружение. На последних этапах терапии я очень активно занимаюсь тем, чтобы удостовериться в переносе познанного. Если я считаю это необходимым, я начинаю активно давить на пациента, чтобы проверить его новое поведение в работе, социальном и семейном окружениях.

Глава 62. Используйте изначальную жалобу как рычаг

Не теряйте связи с изначальными жалобами пациентов. Как иллюстрирует следующая виньетка, причины начала терапии, оглашенные на первом сеансе, могут сослужить вам хорошую службу в течение сложных фаз терапии.

Пятидесятипятилетняя женщина-терапевт нуждалась в моей консультации из-за безвыходного положения в своей работе с Роном — сорокалетним ученым, занимающимся клинической психологией, с которым она встречалась в течение нескольких месяцев. Незадолго до этого Рона отвергла женщина, с которой у него было несколько свиданий, после чего он стал более требовательным на терапевтических сеансах и настоял на том, чтобы терапевт держала его за руку и ободряюще обнимала его. С тем, чтобы поддержать свой случай, он принес мою книгу «Мамочка и смысл жизни», в которой я описывал целительный эффект держания руки скорбящей вдовы. Рон надувал губы, отказывался пожать руку в конце сеанса и составил список недостатков терапевта.

Терапевт чувствовала себя все более неуютно, смущенно, чувствовала, что ею манипулируют, и была раздражена инфантильным поведением Рона. Каждый подход, предпринятый ею, чтобы улучшить это положение, проваливался, и, будучи напуганной глубиной ярости пациента, она собиралась завершить терапию.