Дар речи

– Выход есть, – сказал я, – вернее, их несколько. Первый и очевидный – bona fides[26]: мы звоним в полицию и выкладываем всё как на духу. В этом случае ты получишь два-три года колонии с возможностью условно-досрочного освобождения. Плюс штраф за надругательство над мертвым телом. Я имею в виду твои выстрелы в труп. Ну и, конечно, в полиции и на суде придется насчет этих выстрелов объясняться: закон считает, что нормальный человек поступить так не может, поэтому на всякий случай будь готов к психиатрической экспертизе. Шаше в этом случае грозит, думаю, условный срок как соучастнице. – Я сделал паузу. – Второй вариант – falsum fides[27]: нанимаешь лучшего адвоката за любые деньги, сдаешься полиции и пытаешься доказать, что девчонка была уже мертва, когда ты к ней подъехал. Остальное – психология: вместо того, чтобы звонить в полицию, ты в состоянии аффекта, вызванного шоком, погрузил ее тело в машину и отвез в свой дом. Потом несколько дней душевных терзаний, метаний и тому подобной мути, и вот ты созрел для объяснений с правоохранительными органами, всё осознал и раскаиваешься в том, что сразу не обратился в полицию, а повел себя как дурак. Огнестрельные ранения не имеют к тебе или Шаше никакого отношения – стрелял в нее кто-то другой, тот, кто убил ее и покинул место преступления. В этом случае всё оружие в доме предварительно следует, конечно, уничтожить или спрятать. Поскольку ты каждый день бреешься и принимаешь душ, а также пользуешься хорошими кремами для кожи, о следах пороховых газов, думаю, можно не сильно беспокоиться. Но одежду, в которой ты тогда был, придется сжечь. Всю, вплоть до носков и трусов. Твою тоже, – добавил я, обращаясь к Шаше. – Ну и третий вариант, о котором я говорю только потому, что он существует, – criminalibus fides[28]: нанимаешь надежного человека, хорошо платишь ему, чтобы он закопал тело где-нибудь в лесу или лучше сжег, а потом обеспечиваешь молчание этого человека. Тут два варианта: ты ему доверяешь либо полностью, либо отчасти, а если отчасти, то его молчание, возможно, придется покупать всю жизнь. Или после дела ликвидировать этого надежного человека, чтоб потом не мучиться, но это придется делать своими руками, и тело прятать своими же, и делать всё это в одиночку, без свидетелей и соучастников, чтобы избежать die Schlecht-Unendliche[29], – неожиданно для себя завершил я свою речь.

Дидим несколько мгновений смотрел сквозь меня, потом вдруг резко отвернулся и лег на диван спиной к нам.

– Ты болен, – сказал я в его спину, – но дара речи не утратил, и рано или поздно заговоришь. Лучше раньше, потому что в противном случае твой мозг просто взорвется, Дидим. Без речи ты – ничто, без речи ты – белковый бипед, брат. – Повернулся к Шаше. – Помоги, пожалуйста, убрать посуду.

– Ага, – сказала Шаша, – только дай мне минутку, чтобы прийти в себя. Белковый бипед?

Я развел руками.

Когда мы легли в постель, Шаша вдруг спросила:

– Ты ненавидишь его? Презираешь? Он заслужил, и я его не стану защищать…

– Я им – восхищаюсь, и всегда восхищался. Я ведь был нищим, когда встретил его… и тебя… нищим не в смысле денег…

– Это я понимаю.

– Встреча с ним изменила меня…

– И это я понимаю.