Дар скального тролля

Данмор был прав. Кроме того, я вёл себя как эгоист. Я знал, что для меня это было больше связано с моим отцом, чем с утверждениями Камешка о том, что эльфы планировали что-то злое. И поэтому ожидать, что Совет использует бесценные ресурсы (и рискнёт их жизнями), исследуя что-то за тысячу миль, чтобы мой отец вернулся к нормальной жизни, было не совсем разумно, учитывая другие проблемы, с которыми мы столкнулись. А именно: с каждым новым днём, с каждым новым выбросом гальдерватна появляются всё новые вышедшие из легенд монстры.

Однако это не означало, что я просто ничего не буду делать. Я знал, что Камешек говорит правду. А значит, я должен что-то предпринять.

Вот в чем была настоящая проблема: что именно я мог сделать?

Как я могу в одиночку противостоять целой армии эльфов за тысячу миль отсюда?

Но потом я улыбнулся сам себе, ведь теперь, благодаря моей новой жизни в Подземелье, у меня было всё необходимое. Я был не один. Мне уже была знакома обученная армия гномов (можете называть нас так, если хотите), которая поддержит меня, независимо от того, с чем я столкнусь.

Глава 17

В которой я, как ни в чём не бывало, запихиваю кучу какашек в карманы

– КАМЕШЕК СВОБОДЕН! – восторженно загромыхал тролль своим раскатистым, скрипучим голосом.

Я только что сообщил ему новость: его комната больше не будет запираться. Я убедился, что он верно понял остальные условия, и он взволнованно кивнул.

– СПАСИБО, – сказал Камешек, подходя ко мне.

– Нет, нет, – быстро проговорил я, делая шаг назад, чтобы избежать очередного болезненного и травмоопасного благодарственного объятия. – Всё в порядке, Камешек. Всегда пожалуйста!

Тролль усмехнулся своей кривой каменной улыбкой.

– Потрясающе, – сказала Ари. – Как Игану это удалось?

– Он же из рода Луноречивых! – ответил я.

Девушка рассмеялась и кивнула:

– Точно.

Несмотря на бурный восторг Камешка, мне становилось всё труднее сосредоточиться на чём-то, кроме его туалета. В нём лежали две огромные груды блестящих алмазов, сверкающих даже в тусклом свете каменной комнаты. Тут были тысячи камней различной формы, самые крупные из которых были размером с мяч для гольфа. Передо мной лежали тролльи какашки буквально на сотни и сотни миллиардов долларов.

Я ухмыльнулся.

Отчасти потому, что эта груда бриллиантов наводила на мысли о том, как мало теперь значат подобные сокровища. Когда я рос, деньги никогда не были по-настоящему важны для меня или моего отца. Но скоро настанет Новая магическая эра и всё изменится. Деньги и ценности в том виде, в каком мы их знали, скоро окажутся совершенно бесполезными. Как только наступит рассвет магии, такие понятия, как роскошь, перестанут существовать. По крайней мере, в современном значении.

Но даже так…

Я подошёл к туалету и запустил руку в груду бриллиантов.

– ГРЕГ! – в ужасе взревел Камешек. – ОМЕРЗИТЕЛЬНО!

Думаю, с его точки зрения я поступил довольно грубо: я только что запустил руку в кучу его какашек. Рассматривая драгоценные камни вблизи, я заметил, что они не похожи на бриллианты из рекламы ювелирных магазинов.

Они сверкали, но были более грубыми и неровными – совсем не симметричными. Они были гораздо больше похоже на камни, которые можно просто найти на земле. Только более блестящие. Ари, должно быть, заметила, как внимательно я их изучал.

– Они не обработаны, – сказала она. – Вот почему они так выглядят. Встречающиеся в природе алмазы вовсе не имеют идеальной отполированной формы. Именно ювелиры шлифуют камни и придают им форму.

Я кивнул и засунул огромную пригоршню драгоценных камней в карман. Камешек в ужасе покачал головой, глядя, как я набиваю карманы его отходами. Ари бросила на меня растерянный взгляд.

– Мне кажется, что это может пригодиться, – сказал я, кладя ещё одну пригоршню в карман. – У меня важные новости. И большие планы. Я расскажу тебе об этом позже. Вот увидишь.

Ари лукаво улыбнулась и кивнула.

Она знала, что у меня что-то на уме. Какой-то план. И она всегда была готова меня поддержать. Хотя я любил всех своих новых друзей-гномов, я должен был признать, что за последние несколько месяцев Ари стала единственной, с кем я был почти так же близок, как когда-то с Эдвином. Я пока не чувствовал, что могу рассказать ей что угодно, как мог бы рассказать это Эдвину, но всё же было не так уж много вещей, которыми я не хотел с ней делиться.[10]