Дар слова

Оказывается, вдова Гены Котова пребывала в полной уверенности, что его двадцать пять тысяч акций дают пятьдесят тысяч годового дохода, тогда как только в прошлом году, к примеру, прибыль выплачивалась в размере десяти долларов на акцию. Так ее информировал сам Гена, а из каких соображений, остается только догадываться, имея в виду, что он давно обстоятельно подращивал и подкармливал замену жене из этих, с ногами и губищами. Короче, напуганная последними событиями вдова намекнула, что за полмиллиона с удовольствием избавится от опасных и непонятных бумаг. У самого Иванина таких денег не было, он порядком поиздержался на запасной аэродром в Испании, с кредитом тоже не выгорит, пока не улягутся страсти (Дымшиц понял, что про кредит говорилось не голословно: уже потыкался по банкирам, шустряга), но с помощью Дымшица, через его каналы они могли бы оформить кредит и выкупить у Татьяны акции.

- А бандиты?

- Вот именно. Второй вариант: откупиться этими акциями от мафии, а Таньке гарантировать пятьдесят тысяч годового дохода. Если запрятать их в производственные расходы, то не только мы, но и бандиты будут косвенно оплачивать Генкину смерть. Даже красиво.

- И недорого, - согласился Дымшиц. - Осталось только убедить Татьяну отдать тебе акции.

Иванин напрягся, покраснел, потом небрежно, ногой выпихнул из-под дивана кейс. Дымшиц заломил бровь.

- Она мне отдала под расписку, - как будто стыдясь чего-то, признался Иванин.

- Вот дура, - весело посочувствовал Дымшиц. - От таких жен надо избавляться еще при жизни. И Генка хорош: он что, их дома держал, не в банке?

- В домашнем сейфе. Только вчера открыли.

- Хороший ты друг, - похвалил Дымшиц. - Надежный.

- Я Таньке пообещал, что она при любом раскладе будет получать не меньше, чем при живом муже, - вроде подыгрывая Дымшицу, но все же оправдываясь, сказал Иванин. - Она была очень тронута.

Дымшицу захотелось взглянуть на акции, но было в этом желании что-то постыдное и непристойное, идущее не от компаньона - к непристойностям других он давно притерпелся, - а от себя самого, что обижало самолюбие и заставляло держаться в узде; взнуздывая себя, он невольно дистанциировался от компаньона, ищущего сочувствия и поддержки.

- Отдавать акции этим шакалам я не хочу, - размышлял вслух Тимофей Михайлович. - Обманывать вдову покойного компаньона мне тоже противно. С другой стороны, раз уж они попали нам в руки - надо подумать, как распорядиться ими с умом. Чувствую своей этой самой, тут есть во что поиграть.

- Подумай, - согласился несколько уязвленный Иванин. - Только чтоб не получилось так, что перед мертвым компаньоном у тебя больше обязательств, чем перед живым.

Дымшиц задумчиво взглянул на партнера.

- Не горячись, Костя. Я такой же бизнесмен, как и ты, и считаю ничуть не хуже тебя. Может, даже быстрее. Просто я не работал в комсомоле, так что с некоторыми напрягами этико-морального свойства давай считаться.

Иванин хмыкнул, давая понять, что извинения приняты, потом достал из кармана ключ и пошел к двери за буфетом, которую Дымшиц поначалу принял за дверь в кладовку.

- Я тут надыбал утром одну занятную вещь. Думаю, она поможет тебе в борьбе с напрягами.

Он открыл дверь, а ключ широким жестом передал Дымшицу.

В каморке двоим было не развернуться. Тимофей Михайлович застрял на пороге, а компаньон сел за пульт с четырьмя мониторами, который занимал практически всю каморку. Пощелкав тумблерами, Иванин обернулся, наслаждаясь реакцией Дымшица. На четырех полыхнувших голубым сиянием мониторах высветились: кабинет Дымшица; кабинет Иванина; менеджерская комната переговоров на втором этаже; вестибюль.

- У нашего Гены была мания величия, - весело подытожил Иванин. - По-моему, он косил под дядюшку Джо. А теперь обрати внимание, Тимофей, какой тебе особый почет, - он защелкал тумблерами, и на всех четырех мониторах под разными ракурсами высветился кабинет Дымшица. Поплыл наезд на одном экране, потом на другом. Запросто считывались записи в настольном календаре. На другом экране из визитного кармана пиджака, висевшего на спинке кресла, выглядывала паркеровская ручка.

- Четыре камеры, Тима, четыре камеры! - Иванин аж хрюкнул от восхищения. У всех по одной, а у тебя целых четыре! А ведь вы с Петровичем вась-вась, чуть ли не друганы!

Кровь бросилась Тимофею Михайловичу в голову, он скрипнул зубами и, не помня себя, побрел к дивану. На глаза попалась бутылка, он схватил, ополовинил ее одним зверским булькающим глотком и с размаху шваркнул о стену: резная бутыль ахнула, брызнула хрустальным дождем, колким бисером, Иванин выскочил из каморки и захрустел по нему, а на стене оплывала лихая коньячная звезда.

- Как я вас ненавижу, уроды! - прорычал Дымшиц, заваливаясь на диван и хватаясь за голову. - Ублюдки, комсомолисты, паскудные зализанные рожи! обмылки! обмылки!

- Я же не знал, Тима, я только сегодня обнаружил эту подлянку, клянусь! запаниковал Иванин. - Мой кабинет тоже просматривался, а я там, между дрочим, не только делами занимался!..