Минимальную ставку назначили в сто долларов, но Дымшиц много рискованно поднимался и то ли блефовал, то ли проверял нервы своего визави. Поначалу Кондрат падал, уклоняясь от повышений, но быстро раскусил азартный атакующий стиль директора, взял его на восемнадцати очках, потом на шестнадцати и после этого уверенно повышался с двумя картами одной масти. Дымшица повело в минуса. Карина Вартановна принесла кофе, затем на двух огромных блюдах бутерброды с икрой и маринованными огурчиками - одно поставила перед охраной, другое перед Андрюшей, который сидел как на иголках и с ужасом следил за игрой. От водки он отказался, Кондрат слегка пригубил, и оба с некоторым недоумением проследили за Дымшицем, с ходу навернувшим стакан водки. Исполнительного директора на глазах убывало. Он рванул узел галстука, закатал рукава сорочки, обнажив волосатые мускулистые руки; загорелое лицо взмокло, икринки сверкали в смоляной с проседью бороде, зубы скрежетали. Сухой, поджарый Кондрат методично отыгрывал свои бабки. Через час все было кончено: две жалкие сотенные купюры валялись перед Тимофеем Михайловичем, прочие откочевали к Кондрату.
- Лиха беда начало, - объявил Дымшиц, полез в карман и швырнул на стол ключи от машины.
Кондрат с Андрюшей переглянулись.
- Во сколько ставите? - спросил Кондрат, перешедший с началом игры на ритуальное "вы".
- Брал за шестьдесят - отдаю за сорок.
- Двадцать, - сказал Кондрат.
- Это же треть цены, - удивился Дымшиц.
- Мы не в магазине, - объяснил Кондрат.
Дымшиц подумал и согласился:
- Играем.
Игра пошла равная, но неровная. Дымшиц выигрывал даже чаще, но больше по мелочам, а проигрывал крупно. Кондрат, как на марше, дышал ровно, считал быстро, играл расчетливо и очень даже уверенно. Андрюша, успокоившись, немного выпил и одарил Тимофея Михайловича брезгливым взглядом. Все действительно складывалось на загляденье: к половине одиннадцатого вечера исполнительный директор остался без денег и без машины.
- Это моя игра, - снисходительно объяснил Андрюше Кондрат. - В трынку Кондрата никто еще не обыгрывал.
- Так... - Тимофей Михайлович озадаченно почесывал волосатую грудь: в последнем коне, после двух свар (прим.: свара - переигровка по взаимной договоренностиили в случае равенства очков; после свары игра идет с удвоенным банком) кряду, он потерял пять тысяч долларов. - А по-моему, самое время выпить.
- Можно и выпить, - согласился Кондрат.
Дымшиц налил себе, передал бутылку Кондрату и просто, как воду, опрокинул в себя стакан водки.
- Ну ты гусар, - насмешливо подивился Кондрат, балансируя между "ты" и "вы" согласно какому-то собственному этикету. - На что еще желаете сыграть?
- А щас посмотрим, - Дымшиц встал, пошел к несгораемому шкафу и достал из него еще один кожаный кейс.
- А вот на это, - сказал он, распахивая кейс перед Кондратом.
В кейсе лежали четыре красивые кожаные папки.
- А с чем это едят?
- С потрохами. Это Андрюша тебе объяснит, с чем едят - верно, Андрюша? Здесь десять тысяч акций. Моих. По две тысячи пятьсот в папке.
- Играем! - погорячился Андрюша, но Кондрат и ухом не повел.
- Во сколько ставите?
- Папка - двести пятьдесят тысяч долларов.
- Пятьдесят.
- Это даже не треть цены, Кондрат.
- Плюс ключи от машины.
Дымшиц задумался - затем, не слушая внутреннего голоса, протянул верхнюю папку Кондрату, а кейс захлопнул.
Кондрат не глядя передал папку Андрюше, сам отсчитал пятьдесят тысяч, положил сверху ключи и придвинул все это Дымшицу. Деньги на столе лежали уже не пачками, а ворохом - казалось, их стало намного больше.
Потом, слегка пошутив - без меня, мол, не начинайте, - Кондрат с одним из своих охранников отправился в туалет; сотрудник службы безопасности деликатно сопровождал их сзади. Уходил он и раньше, то есть Кондрат, но с такими горящими застекленевшими зенками вернулся впервой; Андрюша удивленно взглянул на авторитета, но тот, упреждая, то ли рыкнул, то ли элементарно рыгнул в его сторону - и вопрос, если это был вопрос, себя исчерпал.
Играли долго, аккуратно, по мелочи; в осторожной игре преимущество Дымшица проявилось не сразу, а когда обозначилось, Кондрат несколько раз неосторожно дернулся с повышениями и упустил фарт.
- Чегой-то ты не того нюхнул в туалете, - заметил Тимофей Михайлович, отыграв пятьдесят тысяч. - Скользит ваша дурь заморская по моей водке, как по тонкому льду.