Мы ворвались в приемный покой как демоны из преисподние — мой ребёнок создавал звуковой антураж, длинные развивающиеся волосы придавали Марго вид её тезки из творения Булгакова, а я вполне сошел бы за того зомби из фильма, чьи постеры висят на каждом холодильнике — бледный, растрепанный, в наспех застегнутой рубашке — если бы не Марго, поехал бы без неё.
— Сделайте что-нибудь! — взревел я, перекричав даже телевизор за спиной медсестры.
К нам тут же бросились все врачи, что были в радиусе двадцати метров, кое-кто повыскакивал из кабинетов. Марго в трех словах (не берусь отрицать, что не в тех, что вертелись у неё на языке, видя, что нас лишь допрашивают, а не помогают Ариадне) объяснила ситуацию, и дочку увезли за скрипучие двери. Я сел на первый попавшийся под мою задницу стул и постарался успокоиться, дыша как учил дед.
Если ты угробил ребёнка, то тебя можно лишь поздравить, Сафировский! Видел же, что Настя два дня подряд мешала эту спесь, чтоб ей, мог бы и додуматься, что это не потому что ей нечего было делать! А ты пошел по самом легкому пути, еблан! Первый ребенок, который у тебя был — и того не уберег!..
Напрасно Солнечная отдала её мне — со мной она погибла вернее, чем если бы её оставили на крыльце больницы.
— Эй, — Марго ласково коснулась моих волос. — По глазам вижу — ты уже арестовал себя и вынес приговор на десять лет без права амнистии.
— Она же…
— Она поправится. Её врач сказал, что это, скорее всего, простое несварение, сделают клизму, и всё будет замечательно.
Я поднял голову, с надеждой смотря на неё.
— Она… поправится?
Подруга улыбнулась, вновь погладив меня.
— Ты просто ошибся, не переживай. Для папаши, который всеми силами отмахивался от ребёнка всем подряд, ты удивительно хорошо справляешься.
Я покачал головой и сцепил руки, дожидаясь диагноза врача.
— Молодой человек, — окликнула меня медсестра. — У вас есть документы?
— Мои документы? Конечно, паспорт, права… — я полез в карман джинсов.
— А на ребёнка?
Документы на ребёнка?.. Вот блин.
— Нет, — ответил я.
Марго встала и вместе со мной пошла к окошку приемного покоя.
— Документов на неё ещё нет, — вновь она взяла на себя все объяснения. — Мать девочки… умерла, и ребёнка отдали отцу. Мы не успели ещё ничего оформить.
Медсестра недоуменно смотрела на нас.
— И что, даже свидетельства о рождении нет?
— Её отдали мне без каких-либо документов, — вступил в разговор я.
— И как вы поняли, что отец — вы?
— Сделал тест на отцовство.
Медсестра переводила взгляд с меня на Марго и обратно, словно сканируя на детекторе лжи. Согласен, история как в лучших бразильских сериалах.
— И как мне её оформлять?
Я колебался, пока не почувствовал тычок локтя Марго.
— Записывайте как Сафировскую Ариадну Матвеевну.
XIII
Ариадну нам отдали только через полтора часа. Из-за скрипучих дверей сначала вышел её доктор — мужчина лет сорока пяти, уже седеющий, халат болтался на его худых плечах как на жерди. Он едва сдерживал зевоту, но серые глаза смотрели цепко и добро. Вслед за ним вышла примерно его лет медсестра, неся на руках моего ребёнка.
— Здравствуйте, это вы родители? — спросил доктор.
Мы с Марго дружно кивнули, не вдаваясь в подробности, кто именно кем приходится девочке.
— Я Александр Николаевич Трубанько. Ничего страшного не случилось, — сразу успокоил нас врач. — Свежее молоко, конечно, на пользу вашей дочери не пошло, но мы все исправили. — Он улыбнулся Ариадне, когда медсестра передавала её нам. Я прижал её к себе и увидел радость в глазах медсестры. Да уж, наверняка со стороны я кажусь офигенным папашей.
— Спасибо огромное! — облегченно выдохнула Марго, пожимая руку Александру Николаевичу. — Вы не представляете, как мы переживали.
— Представляю, мне рассказали, как вы тут по приемному покою сновали. Впредь кормите её смесями и детским питанием. Своего молока у вас?
— Нет, — вновь сделала вид, что причастна к нам Марго. — Матвей всё будет делать как надо, верно?
— Верно, — кивнул я. Ариадна успокаивающе оттягивала руки, и я чувствовал, как напряжение покидает меня. Я забуду про молоко и буду варить эту бурду сутками — только пусть больше так не плачет… — Сколько мы вам должны? — спросил я, осторожно перекладывая её на одну руку, а вторую запуская в карман за бумажником.
— Вы ничего не должны, мы государственная больница, — ответил Трубанько.
— За хорошую работу, что спасли её, возьмите. — Не знаю, сколько там было, но я выгреб всю наличность, что лежала в кошельке, и протянул её доктору и медсестре.
— Молодой человек, — нахмурилась женщина. — Спрячьте ваши деньги обратно. Сказали же вам — мы государственная больница, коррупция и так распоясалась. Лучше берегите вашу красавицу-дочку, чтобы она оставалась такой же здоровой и жизнерадостной.
Марго сжала мою ладонь с деньгами и опустила.
— Извините его. Он и правда дико перенервничал. Ещё раз спасибо вам! — Она развернула меня и потянула вон из холла.