Дар сопереживания

Лицо Беккера окаменело. Он с угрожающим видом шагнул к Хэтчеру и остановился, почти упершись в него грудью.

– Хэтчер, я тебя предупреждаю, – тихо проговорил он, – если ты хотя бы раз позволишь себе подобное в ее присутствии... Если ты хотя бы ухмыльнешься, я заткну тебе в глотку твою самодовольную ухмылку. Ты меня понял?

Хэтчер отступил назад и осторожно улыбнулся.

– Надеюсь, мы все уладили? – сказал он, прилагая огромные усилия, чтобы улыбка не превратилась в усмешку.

15

Майру разбудил стук в дверь, и она с удивлением поняла, что все-таки заснула, хотя ей казалось, что она пролежала без сна всю ночь, не в состоянии сомкнуть глаз. Она простояла, прилипнув к щелке в двери, по меньшей мере, час после того, как Кейн ушел к себе, надеясь, что он вернется в гостиную, но он, конечно же, не вернулся. У него не было причин возвращаться, раз он взял книгу, однако надежда, как известно, умирает последней, и Майра ждала, пока не угасла последняя искорка. Затем она бросилась на кровать и лежала, казалось, бесконечно долго, снова и снова прокручивая в мыслях одно и то же видение обнаженного тела Кейна, его худощавой и мускулистой фигуры, двигавшейся легко и грациозно, при очевидно сдерживаемой мощи.

Вошел Говард и присел рядом с сестрой на постель. Он собрался на работу. Припухшее лицо и глаза с затуманенным взглядом выдавали, что он тоже мало спал этой ночью. Майра слышала, как вчера он пришел домой за несколько минут до возвращения Кейна, с которым они ходили куда-то по делам «братства», очевидно, вместе с остальными болванами. В этом девушка не сомневалась. Чем они могли заниматься ночью? Не иначе, какой-нибудь очередной глупостью, например, все вместе выли на луну о своей горькой доле.

Прежде, чем Кейн ворвался в их жизнь, Майра всегда завтракала с Говардом. Она любила эти совместные завтраки, и брат – тоже. По утрам, когда день еще не успевал разогреть его паранойю, он вел себя спокойнее, пока новые события не выпускали на свободу новых демонов. По утрам он бывал более сговорчивым, и они нередко мило болтали и смеялись. В такие моменты Говард казался почти безобидным, не то, что вечерами, когда он возвращался с работы мрачный, как грозовая туча, и замыкался в угрюмом молчании, жалея себя и размышляя о том, что против него ополчились его шеф, сослуживцы и, как со всей очевидностью следовало из газетных сообщений, весь мир в целом.

Однако со времени появления в доме Кейна, Майра оставалась у себя в комнате, пока они оба не уходили по дневным делам. Она не осознавала, как сильно скучает по совместным с братом завтракам, пока Говард не присел на краешек постели.

– Майра, послушай, – сказал он, – нам нужно кое о чем поговорить.

– О чем?

– О Кейне.

– А что с Кейном?

– Мне... я думаю, мы должны попросить его съехать от нас.

– Почему? – испугалась Майра и постаралась, чтобы голос не выдал ее переживаний. Ей следует вести себя осторожно, понимала девушка. Говард не должен узнать об ее увлечении Кейном. Он этого не поймет и тем более не одобрит, была уверена Майра.

– Я полагала, вы неплохо ладите, – сказала она, слегка изменившимся тоном.

– Мы ладим, с этой стороны все в порядке.

– Он полезен для «братства», не так ли? Ты же сам мне говорил.

– Да, полезен, даже очень.

– Почему же тогда ты хочешь, чтобы он уехал от нас?

– Из-за тебя, – признался Говард.

«О, мой бедный, милый братик, – подумала Майра. – Если тебе хочется сделать что-нибудь для меня, лучше раздень Кейна догола и запри его в гостиной, а я нарисую стрелки, указывающие путь в мою спальню».

– Я не против, чтобы он жил здесь, – спокойно проговорила она.

– Но это несправедливо по отношению к тебе, – сказал Говард.

– Все равно я не против.

– Ты как улитка безвылазно сидишь в своей комнате.

– Я не возражаю против неудобств, если он нужен тебе.

Однако, это все очень странно, думала Майра. Раньше никому из них не было присуще самопожертвование ради другого, а теперь они с Говардом словно подражали героям рассказа О'Генри «Дары волхвов».

– Я считаю, это вредит твоему здоровью, – настаивал Говард. Странность и необычность его слов заставила Майру заподозрить, что брат встревожен чем-то, о чем он не может говорить прямо.

– Говард, со мной все нормально, – возразила она. – Перестань говорить глупости. Я ковыляю по квартире для разминки, когда Кейн уходит днем по своим делам. Что в этом нездорового? Так было всегда.

– Я не это имею в виду.

– А что ты имеешь в виду?

Говард тщательно избегал взгляда сестры. Он внимательно изучил стену, выказал необычный интерес к предметам на туалетном столике, затем к изумлению Майры взял ее за руку. Он терпеть не мог прикосновений и всегда с неохотой позволял ей обнимать себя. Иногда, когда у него болела голова, он просил Майру помассировать ему виски и затылок, размять мускулы на шее и плечах, но быстро раздражался и стряхивал с себя руки сестры. А теперь он сам взял ее за руку. Это было очень странно.