Дар ученичества

Нередко теперь приходится слышать не только упреки монастырям за то, что они, оставив пустыни, перешли в города, но и самые искренние недоумения по этому поводу. Исторически, однако, это понятно. Эпоха возникновения монашества совпала с периодом наступления на восточные и южные границы Империи ее врагов. Уже в IV и V столетиях иноки страшно страдали от нападения кочевников и разных бродяжнических групп. Чем дальше, тем жизнь иноков становилась труднее и труднее: скиты разрушались, монахи избивались или уходили в города под защиту военной силы. Империя постепенно теряла целые области, и при тогдашней религиозной нетерпимости, особенно с эпохи Магомета, волей-неволей монастыри должны были переселяться в города или вообще в культурные местности и сменить тишину пустыни на монастырские ограды из камня и обычаев жизни, которые делали монастыри в городах оазисами среди духовного бесплодия, грубости. Такое переселение монастырей должно было отразиться и действительно отразилось на устоях монастырской жизни, в особенности на неизбежном прекращении отшельничества и ограничении скитского жительства. Преобладали, естественно, киновии, хотя продолжали существовать и лавры как вид скитского общежития, т.е. такого, где в келий жило по 2-3 насельника и была возможность существования строго-старческого окормления. Это случилось потому, что отшельники и скитяне, даже переселяясь в город и размещаясь в киновиях, не могли и не хотели отказаться от дорогих их сердцу традиций пустынножительства и со всею горячностью стремились удержать старческое устроение и в киновиях. В этом случае особенное значение имеет до наших дней Афонское монашество, сохранившее до самых последних дней все виды и формы монастырского устроения. Здесь мы имеем и прекрасно организованные общежития, и отшельничество, и келиотство со старческим устроением. Здесь же всегда процветали и анахореты, душа которых требовала одиночества. Были здесь и бездомные монахи. Словом, Афон представлял собою с начала всей своей истории такую удобную почву для старческой культуры, что по справедливости может считаться преемником в этом отношении славы и традиций Египетской пустыни. Громадное влияние Афон оказал и на русское наше иночество, в частности — на возрождение в нем старчества.

Я не буду делать экскурсов в историю нашего русского иночества и излагать различные теории о процветании или отсутствии старчества у нас в древности. Еще раз напоминаю только, что теперь для нашего монашества со всею определенностью поставлен вопрос о старчестве и его значении для иноческой жизни. Господствуют пока у нас, бесспорно, традиции общежительных монастырей, неблагоприятные для старчества. Но все же и последнее пробивает себе путь, привлекает симпатии монахов и борется не без успеха за свое религиозное право на существование. Потому я и назвал вопрос о старческом устроении обители важным, и от такого или иного решения этого вопроса в жизни во многом будет зависеть дальнейшее развитие нашего монашества, если, конечно, это развитие временно не будет подавлено внешними условиями быта. Отсюда интересно и важно иметь исторически правильный взгляд на старчество, виды старческого окормления и вообще его идеологию. Естественно, что только поняв последнюю, можно будет сознательно отнестись к возрождению старчества у нас на Руси и оценить его принципиально как положительное или отрицательное явление в монастырской жизни. Теперь я и приступаю к исполнению своей задачи, и понятно после сказанного, что мне придется для этого обратиться к первому периоду монашества Египетской пустыни, и в особенности к истории отшельничества и келиотства.