В правилах преп. Макария Александрийского ученику внушается “никаких прорывающихся в сердце помыслов не таить по пагубной стыдливости, но тотчас, как только они зародились, открывать их своему старцу и в суждении о них не верить своему уму, но всегда считать худым или хорошим только то, что найдет и признает таковым по испытании старец”. Отсюда происходит то, что хитрый враг ни в чем не может обойти юного, неопытного и несведущего инока и никакой хитростью обмануть его — пока он видит, что он ограждает себя не своим, а старца своего рассуждением, и пока не успеет убедить его утаивать от старца внушения, которые он, как стрелы огненные, ввергает в его сердце. Ибо иначе этот крайне тонкий диавол не может обольстить или низринуть (в падение) юного, если наперед не увлечет его к скрыванию своих помыслов по гордости или стыду. Очевидным признаком того, что известный помысл есть диавольский, почитают они то, если мы стыдимся открыть его старцу своему. Преп. Симеон Новый Богослов в своем наставлении ученикам советует совершать исповедание помыслов своих духовному отцу своему, если можно, каждый час, если же это невозможно, не пропускать, по крайней мере, ни одного дня без исповедания их. “Тотчас после утрени испытай себя добре и открой своему отцу духовному, что с тобой случилось, имея к нему полную веру. Каждодневно должно исповедовать всякий помысл духовному отцу своему, и что он будет говорить тебе, принимать то, как из уст Божиих, с полным убеждением в истине того непреложной, другому же никому не передавать, что-де спросил я отца моего о том-то и о том-то и он ответил мне то и то, и тем паче не переспрашивать, хорошо ли он сказал мне это и что мне делать в уврачевание себе”.
Потому что это суть слова неверия отцу своему и пагубны для души. Это наиболее <часто> случается с новоначальными. Преп. Иоанн Кассиан, изучивши старческое устроение на Востоке, также с силою отмечает великое значение исповедания помыслов старцам: “Приобретается истинная рассудительность истинным смирением, коего первым доказательством служит открывать ему не только то, что делаем, но и то, что думаем, ни в чем не доверяясь своему помыслу, но во всем следовать наставлениям старцев и считать хорошим или худым только то, что они признают таковым. Так предание рассуждению отцов своих помыслов заменяет свою рассудительность и научает ей”. Такое исповедание помыслов совершалось обычно наедине со старцем, но, по свидетельству преп. Иоанна Лествичника и других подвижников, иногда старцы требовали и открытого исповедания своих помыслов. И конечно, не простое любопытство заставляло старца видеть со стороны ученика такую совершенную откровенность, но последняя была необходима. Ввиду указанного выше характера отношений между учителем и учеником авва является для послушника выразителем суда совести и законодателем для воли. Даже еще того более — старец олицетворяет собою самую волю ученика, от которой последний добровольно отрекся. Но воля действует не иначе как по мотивам определенных чувствований и по законам ассоциаций представлений. Авва должен был знать эти мысли и чувствования ученика, чтобы своею утвержденною в добре волею руководить жизнью своего духовного сына. И так как область представлений мыслей наиболее отчетливо выступает для нашего сознания и без предшествующего представления не бывает никогда чувствований и невозможно никакое действие воли, то естественно, что центром внимания и ученика, и его старца были помыслы, т.е. мир представлений, образы. “Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло”, — говорит Евангелие (Мф. 6, 22). Если помыслы чисты, то и чувствования будут святы, и воля устремлена на делание добра. Точно так же из мира внутренних наших переживаний, из нашего сердца исходят и помышления злые. Задача духовного руководителя и сводилась, прежде всего, к тому, чтобы воля сначала аввы, а постепенно и воля самого ученика напряженно, неустанно боролась с наплывом недобрых и нечистых помыслов и соуслаждалась доброму слову и доброй мысли.