Дар волка

Это тайна, которой можно поделиться с Феликсом Нидеком, с Лаурой, на веки вечные, сколько бы это ни продлилось. Но с кем-то другим… кроме, наверное, этого острого на язык мальчишки с ярким взглядом и веснушками по всему лицу, ухмыляющегося, который сейчас был здесь, наверху, и поправлялся чудесным образом. Пора домой, к Лауре, домой в Нидек Пойнт. Никогда еще он не ощущал этот дом таким желанным убежищем.

Он нашел Лауру на кухне. Она готовила изрядное количество салата. Как-то говорила, что начинает строгать большой салат, если беспокоится.

Она сполоснула салат-ромен, вытерла листья бумажным полотенцем. Перед ней стояла большая квадратная деревянная чашка, где уже лежал нарезаный чеснок, политый маслом. Запах чеснока был прямо-таки дразнящим.

Наломав листья салата на куски, на один укус, она полила их оливковым маслом, так, что они заблестели. В чашке образовалась целая горка блестящих кусочков салата.

Дав Ройбену в руки деревянные ложки, попросила перемешивать салат, медленно, а сама начала всыпать в чашку мелко нарезанный зеленый лук, приправляя все травами — орегано, тимьяном, базиликом. Брала специи по щепотке и растирала в ладонях, распределяя их по чашке. Молотые травы прилипали к блестящим маслом листьям. Потом она добавила винного уксуса, Ройбен снова перемешал салат, и Лаура украсила его сверху тонко нарезанными ломтиками авокадо и помидоров. Достав из печки мягкий теплый багет, они принялись есть.

Газированная вода в хрустальных бокалах выглядела, словно шампанское.

— Тебе лучше? — спросил Ройбен. Никогда в жизни он не ел столько салата.

Она сказала, что да. Ела медленно, то и дело поглядывая на серебряную вилку в ее руке, недавно отполированную. Сказала, что никогда не видела такого старинного серебра, тяжелого, с глубоко отчеканенным рисунком.

Ройбен поглядел в окно, на дубы.

— Что-то не так? — спросила она.

— А что у меня «так»? Хочешь, скажу нечто ужасное? Я потерял счет убитым мною людям. Пора взять бумагу и ручку, чтобы сосчитать. Уже не помню, сколько ночей это продолжается, сколько ночей я превращаюсь. Надо было считать. Надо было записывать в тайный дневник все мелочи, которые я подмечал.

Ему в голову лезли странные мысли. Он понимал, что не может жить так дальше. Это практически невозможно. Интересно было бы оказаться в чужих землях, где нет законов и правил, где есть зло, за которым можно охотиться, в горах и долинах, где никто не станет считать, скольких ты убил, сколько ночей это продолжалось. Подумал об огромных городах, таких как Каир или Бангкок, об огромных странах, покрытых полями и лесами.

— Этот мальчик, — заговорил Ройбен после паузы. — Стюарт. Думаю, он справится. В смысле, похоже, он не умрет. Что еще может случиться, не знаю. Не могу знать. Если бы только я мог поговорить с Феликсом. Я так надеюсь на то, что смогу поговорить с ним.

— Он вернется.

— Я хочу остаться здесь сегодня. Остаться дома. Не хочу, чтобы наступало превращение. Или, если оно наступит, пусть я буду один, в лесу, так, как в Мьюирском лесе в ту ночь, когда встретил тебя.

— Я тебя понимаю. Ты боишься, боишься, что не сможешь контролировать это. В том смысле, что ты не хочешь оставаться наедине с этим.

— Я никогда и не пытался, — ответил он. — Какой стыд. Я должен попытаться. А утром я должен снова приехать в Санта-Розу.

Уже темнело. Последние лучи солнца на западе исчезали, переставая пронизывать лес, темно-синие тени становились все шире и гуще. Начался дождь, небольшой, блестя каплями, стекающими по стеклам.

Через некоторое время он пошел в библиотеку и позвонил в больницу Санта-Розы. Медсестра сказала, что у Стюарта высокая температура, но в остальном он «держится молодцом».

Пришла эсэмэска от Грейс. Она договорилась насчет последнего укола по программе лечения бешенства с доктором Энжи Катлер, лечащим врачом Стюарта, на завтра, на десять утра.

Вокруг дома смыкала объятия ночь.

Он поглядел на большую фотографию почтенных джентльменов, висящую на стене. Феликс, Маргон Спервер, все они, собравшиеся в тропическом лесу. Все ли они звери, такие же, как он? Собрались ли они, чтобы вместе поохотиться, или обменяться тайными знаниями? Или Феликс единственный среди них?

«Думаю, Феликса Нидека предали».

Что это могло означать? Что Абель Нидек как-то подстроил исчезновение своего дяди, каким-то образом нашел на это средства, сохранив это в тайне от родной дочери, Мерчент, всем сердцем преданной Феликсу?

Ройбен принялся искать в Интернете упоминания о Феликсе Нидеке, ныне живущем, но тщетно. Не нашел ничего. Что, если, вернувшись в Париж, Феликс действует там под другим именем, таким, о котором Ройбену и не догадаться?

В вечерних новостях сообщили, что отчим Стюарта был выпущен под залог. Полицейские сознались журналистам, неохотно, что он рассматривается как «находящийся под подозрением», но не «подозреваемый». Мать Стюарта вовсю протестовала, заявляя, что ее муж невиновен.