Дар змеи

— Возможно, вы, Мессир, не сочли его горожанином, — чрезвычайно резко сказала матушка, — он был в серой одежде Заведения.

— О, один из тех двоих серых.

— Да, Мессир, мой сын не заслужил подобной кары!

— Мадам, я не помню частности этого дела, но я знаю, что следовал духу и букве закона.

— А вы, Мессир, следовали голосу собственной совести?

Бывало, проходили недели, прежде чем мама пускала в ход силы Пробуждающей Совесть, а теперь она сделала это два раза в течение одного часа… У меня судорога прошла волной в животе, ведь использовать силу Пробуждающей Совесть несколько раз подряд — это все равно что разворошить осиное гнездо. Может, в первые несколько мгновений ничего не случится, но потом — самое лучшее — как можно быстрее убраться восвояси.

Глаза Местера Судьи были почти скрыты складками тяжелых век, и сначала трудно было узнать, задела матушка его больное место или нет.

— То был человек в сером, — ответил он, и в голосе его была неуверенность. — И не будь он виновен в том, за что его осудили, за ним наверняка есть другая вина.

— Потому что люди в сером — не граждане? Не такие люди, как вы и я?

Он не спускал беспомощного взгляда со своего дохлого цыпленка.

— Приговор вынесен! — ответил он. — Ничего поделать я не могу.

— Разве? — с леденящим презрением в голосе спросила мать. — Я требую, чтобы моего сына и… его спутника немедленно освободили. Это, верно, во власти Мессира Судьи?

Мелкие жемчужинки пота выступили на его морщинистом лбу, но он еще не сдался.

— Лодка уже уплыла! — сказал он. — Двое осужденных доставлены в Сагис-Крепость!

В его голосе мелькнул намек, лишь намек на злорадство. Матушка не спускала глаз с его склоненного затылка, а я почти желала, чтоб она снова испытала на нем свой взгляд, заставила бы его ползать и признать свой позор и свою вину.

Но она этого не сделала. Мама учила меня никогда не злоупотреблять способностью Пробуждающей Совесть, и я никогда не видела, чтоб она поступала так сама. Но, сдается мне, она была близка к этому в тот день у стола Мессира Судьи.

«Лодка уже отплыла, Нико и Давин теперь по пути в Сагис-Крепость. И сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь дознается, что Нико — сын старого Князя Эбнецера? А Давин? Давин убил Вальдраку! Родного внука Князя Артоса! Сколько времени ему останется жить, если кто-нибудь это обнаружит?»

— Матушка!

Мы стояли на лестнице перед Домом Суда. Мы стояли там уже некоторое время. На полдороге вниз мама остановилась, будто ноги ее внезапно приросли к каменной ступеньке и она больше не в силах была шевельнуться. А я перепугалась еще сильнее, чем раньше. Потому что если у мамы больше нет сил, если мама сдается, значит, все и вправду безнадежно, и мир может тут же погибнуть. Казалось, мы целую вечность простояли на этой лестнице.

Но тут вдруг матушка подняла голову:

— Где дом Мессира Аврелиуса?

— На Серебряной улице, — ответила я, почувствовав, как величайший, ужаснейший страх исчезает. Матушка была по-прежнему здесь. Она не сдалась.

Инес, служанка, ввела нас в господские покои. Там в зале сидели хозяин дома с фру и их сын, бледный, коротко стриженный мальчик, который и был Маркус. Они сидели молча, словно каменные изваяния, едва ли глядели друг на друга и не посмотрели на нас. Стол был накрыт к послеполуденному чаю, но, похоже, мальчик был единственным, кто притронулся к пище.

— Мадам Тонерре, — доложила Инес и тут же покинула зал, словно ей было некогда ждать.

Но звуки ее шагов смолкли, как только она вышла за дверь. Неужто она подслушивала?

— Мадам Тонерре! — беззвучно произнес Мессир Аврелиус. — Боясь, я не знаю… Мы встречались прежде?

— Я — мать Давина!

Эти слова заставили его поднять глаза от тарелки. Он встал.

— Мадам…

Он запнулся. Он смотрел на бледно-зеленое платье моей матери так, будто считал, что ему должно быть серым. — Я должен просить вас покинуть мой дом.

— Мессир! Мой сын и Нико на пути в острог, потому что пытались помочь этому дому. А вы хотите заставить меня покинуть его, прежде чем меня выслушают?

Почему Мессир Аврелиус вдруг посмотрел на своего сына? Быстрый косой взгляд, словно чтобы убедиться: слышал ли Маркус то, что было сказано?

— Этот дом послушен воле Князя Артоса! — вымолвил он голосом, звучащим на удивление напряженно и невыразительно. — Мы не поддерживаем недругов Князя! Уходите, мадам, прежде чем я прикажу позвать стражу!

Он схватил мать за руку, словно хотел сам вытолкнуть ее за дверь. Она холодно посмотрела на него.

— Я уйду сама, Мессир!

— Замечательно! В таком случае, уходите!

И нам ничего не оставалось, как повернуться к твердокаменному семейству спиной и покинуть зал.

— Матушка! — сказала я, когда дверь закрылась за нами.

Инес стояла чуть подальше и старательно драила дверную ручку, которая и так уже сверкала. Мама кинула взгляд на нее и назад, на дверь зала, откуда нас только что вышвырнули.

— Тс-с! — прошептала она. — Погоди, пока мы выйдем из дома.

На улице я уже не в силах была держать язык за зубами.