Дар змеи

— Нацим! Нацим был ни то ни се. Много раз, бывало, и он попадал во флигель для прислуги. Но всякий раз ему удавалось сотворить нечто особенное и переубедить нашу мать: он, дескать, достоин того, чтобы им заинтересоваться. В конце концов она отдала его мне как своего рода… испытание для подмастерья. Если бы мне удалось пробудить Дар Нацима и сделать этот Дар годным к употреблению, она сочла бы меня выучившимся.

Он невольно кинул взгляд через плечо, в направлении нашего лагеря, где по-прежнему слышались жалобы Скюгге.

— Нациму было двенадцать, мне — двадцать один год. Мы оба были слишком молоды.

Я судорожно подняла голову. Неужто Скюгге моложе Сецуана? Когда видишь их вместе днем, то можно подумать, будто все наоборот. Днем Скюгге походил на старика, хотя речи его звучали как речи ребенка.

— Я был силен и горд своей силой. А Нацим… ему так хотелось! Ему так хотелось быть одним из нас, одним из «истинных»! Но Дар его был слаб. Как бы он ни пытался, как бы строго я ни обучал его, все равно по-настоящему не выходило. И я решил дать ему сонный порошок.

Сецуан встретился со мной взглядом. Его глаза были будто бездонные пропасти, темные и беспросветные.

— Это было не ради него, — хрипло сказал он. — Или не только ради него. Это было лишь потому, что я сам не желал терпеть поражение. Я хотел выдержать испытание. Хотел быть Местером. И я стал им.

Он облизал губы и на миг закрыл глаза. Затем открыл их с усилием.

— Я стал Местером. А Скюгге остался Скюгге, моей Тенью. Не сразу. Но постепенно… Нацим опускался, день за днем, год за годом. И в конце концов остался только Скюгге, только Тень. Скюгге полагает, что я украл его душу и что он в один прекрасный день заставит меня вернуть ее обратно. «Местер должен стать Тенью, а Тень — Местером». Ты, верно, слышала, как он говорил это.

Я, вздрогнув как от холода, кивнула. День мести — так он назвал его. «И в тот день Смерть достанется маленьким девочкам!»

— Он, пожалуй, прав, — медленно произнес Сецуан. — То, что я украл его душу, можно сказать, правда. Но, боюсь, ему никогда не получить ее обратно.

Мало-помалу Скюгге смолк. Может, он заснул. Я лежала, плотно закутавшись в одеяло. Последний остаток солнечного тепла давно покинул скалы, и холод, если не накрыться как следует, щипал уши и нос. Мне хотелось пить, горло у меня пересохло, но я слишком устала и слишком замерзла, чтобы подняться и найти мех с водой.

— Сецуан! — попыталась прошептать я. Я никак не могла заставить себя сказать: «Отец!»

— Мм-х?

Его голос был какой-то смутный ото сна.

— Если Скюгге будет с нами, нам никогда не войти в Сагис-Крепость.

Он вздохнул:

— Пожалуй, ты права.

— Но что нам делать?

Некоторое время он молчал.

— Не думай об этом, — наконец сказал он.

— Нам надо освободить Давина и Нико. — Мне хотелось рассказать о том, что мне снилось, но я не решалась. Мне казалось, что сон этот станет явью чуть больше, если я произнесу это вслух. Словно Смерть так или иначе прислушается и, услыхав свое имя, придвинется поближе. — Ты ведь обещал!

— Да! Я обещал!

Я услышала, как он зашевелился, возможно, перевернулся на другой бок.

— Ложись-ка теперь спать!

— Но…

— Я придумаю что-нибудь! А теперь спи!

Нам потребовалось еще шесть дней, чтобы добраться до Сагиа, города, расположенного внизу, прямо под Сагис-Крепостью. Каждая ночь была кошмаром. Нам пришлось очень скудно кормиться, потому что нельзя было позволить Скюгге приближаться к другим людям, да и спать пришлось очень мало, потому что приходилось связывать его на ночь. Когда мы связывали его, он выл, как в ту самую первую ночь. Просто невероятно, как можно возненавидеть человека, из-за которого не спишь ночами. В конце концов я от всей души желала, чтоб он вообще не родился на этот свет. Или хотя бы родился так далеко отсюда, чтобы мне никогда не видеть его тощие жадные пальцы, не ощущать его кислый запах и не слышать его пронзительный голос.

И вот теперь мы стояли здесь, в небольшой айвовой рощице неподалеку от города. Плоды айвы были не чем иным, как мелкими коричневато-зелеными почками, вовсе несъедобными. Но внизу, в городке, по слухам, было целых три постоялых двора. Подумать только, снять горницу на одном из них, отмыться наконец, досыта наесться и спать до тех пор, пока не пройдет усталость. «Всего одну ночь спокойного сна! — молила я. — Всего одну ночь!» А еще я хотела вновь поверить в безошибочную способность Сецуана-чернокнижника. Я снова хотела поверить в то, что он может проникнуть в Сагис-Крепость, освободить Давина, Нико и невидимкой выбраться оттуда.