Дар. Золото (СИ)

Не понимая, что делаю, слез с седла и пошел по бывшей улице, уже начавшей зарастать дикой травой. С первых же шагов наткнулся на кости, валявшиеся возле черных досок забора. Дальше еще. Около домов и во дворах. Кости были человеческие. Белые, обглоданные зверьем. Возле будки увидел скелет собаки в ошейнике на цепи, а чуть поодаль разнесенные по двору остатки лошадиных ребер вместе со шкурой. Несколько человеческих черепов и обглоданные позвонки лежали в свалке костей у развалившегося амбара. Под стеной когда-то большого дома, совсем крохотные детские останки были накрыты обглоданными костями двух взрослых скелетов. Всё было мертво. Ни единого уцелевшего дома. Не осталось даже живой искры в этих домах. Даже земля таила страх и боль. Вокруг стояла могильная тишина, нарушаемая редким карканьем успокоившихся ворон.

В горле застрял ком. Казалось, скажу хоть слово и сорвусь в крик.

Единственным, что уцелело, был каменный колодец при въезде. Будто огонь намеренно обошел его стороной. Машка набирал воды для лошадей, скрипев воротом в застывшей тишине. Я уже подошел к колодцу, как услышал странный звук. Из проулка кто-то шоркал по земле. Вслед за звуком, на повороте улицы появился человек. Он тяжело передвигался, еле переставляя ноги, и опираясь на ободранную палку. Он шел к нам. В руке болталось маленькое деревянное ведро, и сквозь лохмотья виднелось худое тело. Старуха. Сгорбленная, грязная, спутанный колтун на голове, скрюченные пальцы рук. Кажется, она была слепа. Или видела плохо - глаза были закрыты гнойной коростой.

Прошкрябав по земле палкой заменявшей ей клюку, она доковыляла к колодцу, совсем не замечая нас. Или не видя. Щупая булыжники, которыми был выложен колодец, хлопая корявыми ладонями по бревну стояка, она добралась до ворота и тут всхрапнула Машкина лошадь.

Старуха остановилась. Медленно повернулась на звук, силясь хоть что-нибудь увидеть. И мне почему-то стало неловко.

- З... здравствуйте, - сказал я.

Старуха вздрогнула, повернула голову, еще раз прислушалась, как фыркает лошадь и вдруг осела на колени:

- Убей... - ее голос прозвучал глухо и хрипло, словно она не умела говорить.

Меня передернуло. Я посмотрел на Машку, но он молчал, застыв с другой стороны колодца.

- Убей... - снова прохрипела старуха, и попыталась шагнуть на коленях в мою сторону. Из глаз пополам с гноем потекли слезы, - Не... могу... больше...их... есть...

Меня затрясло.

Вдруг Машка, вынув из сапога нож, обошел колодец, мягким шагом подойдя к старухе.

- Пойдем, бабушка, - ласково сказал он.

Она опять вздрогнула, пытаясь всем телом повернуться на голос и подняться. Но у нее ничего не получилось. Машка подхватил ее под руку, помогая встать.

- Да... - суетливо заторопилась она, кое-как поднимаясь с колен и опрокидывая ведерко, - Пойдем... нельзя... возле... воды... пойдем.

Машка вел ее, придерживая за руку к растущему поодаль огромному клену. Она торопилась, но путалась в лохмотьях, останавливалась, а он терпеливо пережидал, пока она отдохнет. Наконец она совсем остановилась.

- Отошли?.. - спросила.

- Да, бабушка. Садись.

Машка помог ей сесть на поваленный трухлявый ствол, лежавший рядом, у корней дерева. Подождал пока она успокоиться... и резко воткнул нож в основание горла между ключицами. Она дернулась, но через пару мгновений упала на землю и затихла.

Мне стало плохо. Я еле сдержался, чтобы тут же не выблевать содержимое желудка. Сел - почти упал - прямо на землю у колодца. Ноги не держали.

И прислонился к холодным камням.

4

Все поплыло... Свет исчез... Застыло время... Шепот... Шепот камней... Шепот камней за моей спиной. Они шептали мне, перебивая друг друга. Они так долго ждали, пока придет тот, кто их услышит. Но я чувствовал только шорох. Не слышу... Не слышу! Не слышу!!!

И тогда они показали.

Дети играют в салочки у колодца... Чистые, веселые. Смех, пыль, солнце. Женщина шлепает ладошкой непослушного малыша, он ревет от обиды. Она умывает его, грозя пальцем. Мужчина стоит с ведром, и лошадь пьет искристую воду. Парни мутузят друг друга и, обнявшись, подходят к камням. Набирают воды и с наслаждением льют на себя. Радость, забава, потеха. Светло. Свежо. Тихо...

Пять черных всадников спешились. Размеренно и спокойно. Они идут по улицам... Они несут огонь... Они несут смерть и не видят ее... Они несут крик и не слышат его... Там, где они идут, течет алое пламя. Там, где они остановились, к их ногам падает пепел. Дым... крик... вой... хрип... Небо задохнулось от гари, а они, закрыв черные лица, заходят в дома и забирают жизнь. Зачем? Знают ли они? Знают. Они видят лопающиеся глаза, животы... Они видят, как обугливаются мужчины, дети, женщины... Им все равно...

Они льют на камни воду и смывают копоть. С лиц, с рук, с разума, с души...

Я увидел. Я услышал. Что вы хотите? Что это?.. Кто я?.. Зачем мне это?...

5

Я очнулся - кто-то сильно хлопал меня по щекам. Еле открыл глаза и меня больно резануло светом. Почувствовал, что лежу, скрючившись, и кто-то пытается меня поднять.

- Не... надо... - прошептал я.