Дар. Золото (СИ)

- Рождаемся мы людьми. Но каждый из нас, когда оборачивается впервые, получает магическую ипостась. С ней и живет дальше. В основном это очень крупные волки или собаки, реже медведи, как исключение рыси. Вес тела человека должен совпадать с весом зверя. Ну, плюс минус пара другая фунтов.

- А ты почему барс?

- Это у Хозяйки Судьбы спрашивай. Может потому, что возле нашего замка, в Россах, в тот день, когда я пытался обернуться, охотники убили семью барсов. И потом хвалились на каждом перекрестке. Я, наверное, та самая безусловная справедливость.

- А родители твои?

- Во многих знаниях многие печали.

Ой, не хочет говорить, и не надо.

- А с этим что будем делать? - я мотнул головой в сторону трупа.

- Вытаскивать, что ж еще.

- А тебе можно? В смысле ты же ранен?

Машка опять задумался на меня глядючи. Но все же ответил:

- После оборота все раны затягиваются. Если ранен в звериной ипостаси, надо обратно в человека. Если человеком, надо в зверя. Правда, это довольно тяжело. Особенно если долго не оборачивался. Тогда помогают некоторые травы. Их не просто найти, но все же можно.

- За золото?

- И за него тоже.

- Поэтому Пончик меня достал? Он заставил меня тебе в рану насыпать какую-то дрянь.

- Я понял уже. Умный он. Даже не представляю, кто был его первым хозяином.

Машка встал. За ним поднялся и я.

Мы ухватили за задние лапы то, что осталось от хищника и кое-как выволокли из пещеры. Пришлось переть его еще с четверть версты до обрыва. Умаялись, дальше некуда. На мой вопрос «зачем так далеко» мне фыркнули «я не нанимался каждую ночь от какого-нибудь блохастика отбиваться». Мол, с обрыва скинем, а там пусть зверье разбирается. Мы и так вчера на ночь требуху от тетерева просто выкинули, а надо было хотя бы закопать. У обрыва Машка споро снял шкуру с убиенного, от чего меня слегка замутило, но он только покосился на меня и ерничать не стал. Потом молча столкнул тушу с обрыва.

На обратном пути я услышал вопрос:

- Ты чем зверя завалил? - спросил Машка.

- Кинжалом, - удивился я, - А что?

- Да так. Просто коротковат он, чтобы до сердца кугуара достать.

- И?..

- И. Не знаю я, как это у тебя получилось, вот и спросил. Кстати, может, расскажешь, откуда у тебя гномий кинжал?

- Во многих знаниях... как там дальше?

3

Еще часа два у нас ушло, чтобы собрать шмотки, очистить шкуру и подсолить ее. Машка, правда, ныл, что соли мало взяли. Нет, я удивляюсь этой... этому коту! Еле жив остался, а ему хоть бы хны. О соли разглагольствует. Кстати, шкуру он с собой не взял. Заложил ее в уголочке и завалил камнями.

Так и собрались. Почти к полудню. Хорошо, что на небе тучки кучковались - не жарко. Хотя, что это я радуюсь - тучи они к дождю. Примета такая. Народная. Машка тоже на эту примету посмотрел, шмыгнул носом, но ничего не сказал. Значит, дождя не будет. Я так думаю.

А вот Пончик, пока мы собирались, и носа не казал. Зато когда уже вышли из пещеры на оперативный простор, он сусликом сидел на том валуне, на котором утром сидел Машка.

Дово-ольный!

Короче, взвалили мы баулы на спины, обошли по широкой дуге скалу, в которой ночевали, поднялись на самый верх, и по серым камням, забираясь все выше и выше в гору, потопали дальше.

4

Шли мы около двух часов. Пологие выходы скал становились все круче. Слоистые серые сланцы постепенно сменялись более прочными кремнистыми, спрессованными в огромные толщи, сложенными разноцветными волнами - желто-охристыми, серыми, коричневыми, иногда розовыми и темно-красными. Скалы становились все выше и круче и через час мы уже шагали по каменистой ложбине, заполненной крупными и мелкими валунами, а местами и глыбами, отколовшимися вверху от жары и холода и скинутыми вниз проливными дождями. Ноги приходилось ставить аккуратно и жестко, чтобы не поскользнуться невзначай и не упасть на острые обломки. Серые тучи нависли над нами, но дождем пока не грозили. Впадина, по которой мы двигались, потихоньку сужалась, с обеих сторон подпирая наш путь почти отвесными каменными сбросами. А сверху, быстро заполняя всё пространство между скал, на нас наползал белый язык тумана.

Тихо обволакивая камни и валуны, скользя вдоль отвесных стен и клубясь, он укутывал собой всё пространство изложины, и вскоре мы словно оказались в белой густой вате. Протяни руку и не увидишь ладонь. Сапог уже не видно, Машкиной спины и подавно, и только дыхание словно разгоняет вокруг лица молочную пыль. Звуки стали глухими, шагов почти не слышно, ступаем на камни почти вслепую, только еле-еле шуршат под ногами камешки и тихо попискивает ханур, пристроившийся сверху, на моем бауле. Да слышен впереди тихий свист Машки.