Даргер и Довесок. Книги 1-6

А из фургона тем временем появились фигуры в плотных одеяниях. Хотя чадры закрывали их с головы до ног, стройные формы безусловно свидетельствовали о женщинах. По двору пролетел ветерок, прижимая ткань к телам, и все присутствующие мужчины вздохнули. Один из горожан сердито сплюнул наземь.

Борода Гулагского встопорщилась в усмешке, и он ткнул Даргера локтем.

— Ого! Это и есть ваши драгоценные Жемчужины! Ваше сокровище!

Даргер потер переносицу и вздохнул.

— Увы, сударь, так оно и есть.

— Вся суета из-за каких-то баб? — беспечно спросил отец Аркадия.

— Они опаснее, чем вы думаете.

— Я пережил двух жен… я точно знаю, как опасны могут быть женщины. — Гулагский понимающе цокнул языком. — Однако, поскольку я ваш друг, должен вас предупредить: Жемчужины — не тот тип подарка, который позволит рассчитывать на дополнительное расположение князя. Везти красивых женщин в Россию — все равно что разбрасывать листья в лесу или скидывать соль в море. Вряд ли Жемчужины произведут особое впечатление на великого человека.

— Но они гораздо опаснее обычных женщин, — заверил его Довесок, — и их красота такова, что поразит даже русского. Генетики халифа об этом позаботились.

— Генетики? Вы хотите сказать, они?..

— Созданы совершенными куртизанками. Красивые, умные, сильные, страстные и спроектированы с упором на природный талант к любовным искусствам.

— В чем же причина вашего расстройства? Возможно, они не доступны для вас в… романтическом плане, но в любом случае такие женщины — восхитительная компания, хотя бы в качестве собеседниц.

— Сударь, они девственницы, — заявил Даргер, — а они не хотят ими быть.

— А-а-а, — промычал Гулагский и пожевал бороду. Затем почти неохотно произнес: — Друзья мои. По моему опыту, если женщина больше не хочет… Если она устает от… Короче, понимаете, битва проиграна. В общем, дело сделано. Она поступит так, как захочет, и никто не сможет ей помешать. Ни замки, ни стражи, ни проповеди. Если среди ваших Жемчужин и осталась хоть одна девственница, что ж, еще не вечер.

— В принципе, да, так бы все и обстояло. Но…

Когда Жемчужины начали выплывать из фургонов и принялись осторожно переступать порог дома его отца, Аркадий почти перестал обращать внимание на беседу. Теперь он совершенно отвлекся от разговора. Из первого фургона выбрались три Жемчужины, из двух остальных по две. В итоге Аркадий насчитал семерых. Они плавно двигались, и каждая шла в своем ритме, будто пританцовывала под неслышную музыку. Последняя приподняла подол одеяния, спускаясь по деревянным ступенькам, трижды мелькнув икрой и щиколоткой. Аркадий был далеко не невинен по части секса, однако каждое из трех мимолетных видений отозвалось в его сердце ударами молота. В горле у него родился непроизвольный придушенный писк.

Женщина повернула голову. Все лицо ее было скрыто за исключением глаз — зеленых, как джунгли, где крадутся тигры. Вокруг глаз разбежались восхитительные морщинки, словно она весело улыбнулась. Затем чародейка поднесла изящную руку к закрытым вуалью губам и изобразила воздушный поцелуй.

И, дерзко подмигнув, исчезла в доме.

Аркадий застыл как вкопанный.

Он бездонно, безумно, безнадежно влюбился.

Когда юные дамы и их багаж водворились на верхних этажах, Гулагский взял в свои руки власть на нижнем этаже особняка. По всем комнатам разносились его громогласные указания, предназначавшиеся домоправительнице Анне Львовне Левковой и ее двум дочерям (каждая из которых, с раскаяньем вспомнил Аркадий, иногда имела основания полагать, что он питает к ней какие-то чувства). Также приказания хозяина распространялись на заглянувших подсобить соседей и на рабочих с его заводов. Последние трудились в мыслеперегонном и поэтическом цехах, на мебельной фабрики и различных ее подразделениях, где выращивалась древесина. В распоряжении Гулагского имелось и колбасное производства — и везде он распоряжался с одинаковой властностью самодержца. Он изрекал повеление и тотчас ему противоречил, давая задание одному и сразу перекидывая его другому. Потом он посылал Анну Львовну с очередным поручением к этим же работникам и в целом создавал такой избыток неразберихи, что никто, кроме него, ровным счетом ничего не понимал.

— Ваш отец — исключительный человек, — тихо заметил Довесок, посмотрев на Аркадия.

— Он часто сам так говорит. Я уже сбился со счета, сколько раз он повторил: «Я взял город и сделал из него Кремль», — беззаботно отозвался Аркадий. — Но без его руководства здесь, скорее всего, остались бы одни развалины. Что верно, то верно.

— Однако он, похоже, твердо настроен создать анархию.

— Это он нарочно. Сведя любое предприятие к хаосу, отец делает так, что он один за все отвечает, что для него значит больше, чем любые возможные достижения.

— Да, но я вижу здесь обходной путь для…

— Мы живем в России — не надо применять к ней иностранные логические стандарты. Потерпите, и все закончится благополучно.