Даргер и Довесок (ЛП)

Даргер был занят тем, что очищал от жителей все дома, выходящие на площадь Свободной Тор­говли, и обдумывал, где лучше разместить кавалеристов, когда достаточное их число окажется в со­стоянии сражаться и покинет полевые госпитали, усеявшие весь город. По его поручению Довесок приглядывал за переделкой стен между внутренними и наружными воротами, чисткой брусчатки на прилежащей площади и возведением баррикад за Домом Жизнелюбивого Руководства, где два глав­ных проспекта огибали здание и устремлялись в самое сердце города.

Неожиданно на площадь высыпала стайка ро­зовощеких детей с шелковыми знаменами, бумаж­ными фонариками и цветками, превосходящими по размеру их самих. Следом появилось несколько жизнелюбцев. Они указывали, где размещать цветы, фонарики и флаги.

Разразилась веселая суматоха. Однако спустя несколько минут дело было сделано. Дети резво по­неслись прочь, а за ними, гордо вышагивая, удалились и взрослые. Площадь опустела, остались только Довесок, уличные уборщики и одинокая удивленная женщина в центре.

Покинув рабочих, Довесок поспешил к старой подруге.

— Рад снова видеть тебя, Яркая Жемчужина, — приветливо проговорил он. — Или лучше обращать­ся к тебе Непогрешимая Целительница?

— Зови меня, как угодно, прохвост. Благодаря тебе и твоему спутнику моя жизнь совершенно пе­ременилась.

В самом деле, с их последней встречи Непог­решимая Целительница весьма преобразилась. Исчезли тревога и подавленность, присущие ро­жденным в бедности. На смену им пришла уверенность женщины, которая не нуждается в день­гах и рассчитывает, что так будет и впредь. Прав­да, теперь в ее глазах горел алчный огонек, которого не было раньше, но Довесок никогда не винил людей за жадность, а потому не слишком обеспокоился.

— Скажи-ка, — она окинула рукой площадь, будки у ворот и весь остальной город, — по какому поводу все так суетятся?

— Главком Хитрая Лиса на подходе. Мы гото­вим ей теплую встречу.

— Только не говори, что вы решили применить стратагему «Пустой город»! Это самая старая улов­ка во всем Китае! Вы не одурачите и котенка.

— Мне, разумеется, запрещено обсуждать пла­ны Гениального Стратега. Но если он действитель­но собирается сделать то, что ты сказала, быть мо­жет, Хитрая Лиса не ожидает такой старой уловки. Ну, довольно об этом. До меня дошли радостные слухи, что буквально за одну ночь ты придумала, как обуздать жизнелюбивую чуму. Это правда?

— Правда. И вам повезло, что я откликнулась на призыв, с этим делом справится далеко не каждый. С вашими несносными чиновниками-жизне­любцами пришлось препираться до поздней ночи. Когда я сказала, что мне нужны генные инженеры, они ответили, что во всем Перекрестке не осталось ни одного. Тогда я сказала, что обойдусь опытными поварами. Повара нашлись. Вместо инкубаторов и медицинских стеклянных трубок принесли скоро­варки и сантехническую арматуру. Раз за разом не находилось нужных инструментов, материалов и специалистов. Раз за разом я придумывала, чем их заменить. Жалко, что ты не врач, а то бы оценил мою изобретательность! Наконец, когда привезли все необходимое, лекарство было готово и оставалось только дать подробные указания по его при­менению, я озвучила жизнелюбцам размер моего гонорара.

— А они в ответ сообщили, что с радостью за­платят, но не раньше чем через тридцать дней.

— Именно. К счастью, воскрешение твоего дру­га и як с горы Шилийн-Богд уже сделали меня богатой — настолько богатой, что я испытала со­блазн не взять с вас ни монеты. Но в Парче я уяснила, что клиенты часто оценивают мои умения по размеру платы за лечение. Когда я понижала расценки, со мной переставали считаться. Если я давала лекарский совет бесплатно, его игнориро­вали. Зато, как только я стала требовать непомерные суммы за чудеса исцеления, неподвластные никому другому, сразу же возвысилась до важной городской дамы. Если бы я не оставила им свя­щенного яка как гарантию возвращения, они бы меня и не отпустили. В общем, у жизнелюбцев я потребовала сад для бесед — может, ты его ви­дел? — с довольно живописным прудиком и беседкой. Там должны возвести особняк. К концу строительства тридцать дней давно истекут, и я без помех перееду.

— Значит, в Парчу ты не вернешься?