Дарий

– Такое войско, как у нас, сметет все на своем пути!

– Один вид наших полчищ приведет в трепет любого врага.

– Дарий уже потому велик, что сплотил под своим знаменем всю Азию! – переговаривались между собою персидские вельможи.

Накануне распределения высших командных должностей Дарий пожелал еще раз услышать мнение Артабана по поводу грядущего похода.

– Артабан, – спросил Дарий, – ты и теперь будешь настаивать на том, что затеваемый мною поход обретен на неудачу?

– Не стану кривить душой, повелитель, но я по-прежнему не верю в успех этого похода, ибо многочисленность нашего войска, скорее всего, обернется бедой для нас же самих, – честно ответил Артабан.

– Мне смешно тебя слушать, Артабан, – усмехнулся Дарий. – Многочисленность не может повредить никакому войску, а уж тем более войску, вознамерившемуся завоевать всю Ойкумену. Признайся лучше, что ты опасаешься припонтийских скифов, ведь они собратья скифов азиатских, с которыми ты в свое время воевал столь неудачно.

– Признаюсь, царь, – произнес Артабан, – грядущая война со скифами меня вовсе не радует, поскольку диких кочевников можно только покупать роскошью, но не побеждать силой оружия.

– И это говорит перс?! – возмутился присутствующий при этом Аспатин. – Стыдись, Артабан!

– Что ж, Аспатин, – без всякого смущения промолвил Артабан, – надо же хоть кому-то из персов быть благоразумным.

Назначая Тахмаспаду одним из предводителей тяжелой конницы, Дарий не удержался и сказал ему с нескрываемым самодовольством:

– Тахмаспада, помнится, ты говорил как-то, что у раджи Кошалы триста тысяч войска. Так вот, в моем войске почти четыреста тысяч воинов! Что ты на это скажешь?

– Скажу, что если бы могущество царей измерялось численностью их войск, то равных тебе правителей – о царь! – не было и нет, – ответил вождь паретаков.

– По силам ли мне теперь одолеть раджей Кошалы и Панчалы? – вновь спросил Дарий.

– По силам, государь, – промолвил Тахмаспада. Но тут же добавил: – При условии, что твое огромное войско сохранит боеспособность до вторжения в долину Ганга.

Такой ответ Тахмаспады не понравился Дарию.

«На что он намекает? – думал царь наедине с самим собой. – К чему клонят те из военачальников, которые втихомолку говорят, что с таким огромным войском, как у меня, лучше стоять на месте, нежели идти в дальний поход. Кто эти люди? Завистники или злопыхатели? А может быть, провидцы?..»

Перед самым выступлением из Суз один из знатных персов по имени Эобаз, у которого было трое сыновей и все они должны были отправиться в поход, обратился к царю с просьбой оставить дома хоть одного сына.

Усмотрев в этой просьбе неверие Эобаза в удачное завершение похода, Дарий распалился гневом и заявил тому, что оставляет всех его троих сыновей, коли они так же трусоваты, как и их отец. Юношей тут же привели и по приказу царя умертвили на глазах у несчастного, поседевшего от горя отца.

По пути в Вавилон Дарий устроил смотр своему войску.

На холме близ недавно проложенной Царской дороги был поставлен трон, на котором восседал царь царей в окружении пышной свиты. Чуть ниже по склону холма ровными шеренгами, плечом к плечу выстроились отборные воины – «бессмертные». Еще ниже, у самого подножия, застыли в строю конные царские телохранители. Над холмом на длинном шесте реяло царское знамя с распростертыми орлиными крыльями, видимое далеко отовсюду.

Сначала пред взором царя неторопливым аллюром проскакали конные отряды двенадцати персидских племен, каждый отряд – в одеждах своего племени, каждый – с оружием своего племени…

Затем ровным шагом, гордо красуясь военной выправкой, прошла персидская пехота. Роскошь их одежд ослепляла – расшитые золотом плащи, кафтаны с длинными широкими рукавами, на которых сверкали драгоценные камни, золотые ожерелья на груди… Не менее богато было украшено оружие персов: золотые и серебряные ножны мечей и акинаков, гориты[145] и колчаны со стрелами, рукояти небольших топориков и древки коротких копий… Казалось, все эти люди собрались не на войну, а на торжественный парад.

Потом прошли конные и пешие отряды шести мидийских племен. Мидяне были украшены еще более пышно, чем персы.

Следом за мидянами двигалась основная масса конницы. Здесь были парфяне на огромных лошадях; бактрийцы в пластинчатых панцирях; согды в коротких кафтанах с нашитыми на них металлическими бляшками; амиргийские скифы в островерхих шапках, на лохматых лошадках; гирканцы, лошади которых были защищены длинными чепраками из войлока; дрангианы в темных башлыках с перьями; арахоты, блиставшие начищенной медью доспехов; сагартии, к кожаным щитам которых были прикреплены пальцы убитых в сражениях врагов…

Тысячи и тысячи всадников, выкрикивая боевой клич, проносились по дороге мимо холма, на котором находился Дарий; мелькали среди поднятых кверху копий военные значки племен. Земля сотрясалась от топота множества копыт. В воздух поднялась пыльная завеса.

Затем с грохотом пронеслись триста боевых колесниц.

И вновь сплошным грозным потоком скакала конница, тысячи конников из самых разных племен.