Дарий

Раннее пробуждение не вызвало у него ничего, кроме головной боли. Слуга, стоявший возле его ложа, мягким, но требовательным голосом упрашивал Дария встать и одеться.

– Конь уже готов, – добавил он.

Дарий спросил, проснулся ли отец. Узнав, что отец ожидает его во внутреннем дворе, он стал торопливо одеваться.

При виде хозяина жеребец издал короткое радостное ржание. Дарий похлопал своего любимца по сильной гибкой шее. Конюх Эбар, державший жеребца под уздцы, поклонился юноше.

К Дарию приблизились отец и дед.

Старый Арсам обратился к внуку со словами напутствия, делая акцент на торжественности момента:

– Хочу верить, Дарий, что богами тебе уготован славный жизненный путь, начало которому будет положено в это утро. Молись Ахурамазде и всем богам-язата, и удача будет с тобою!

– Смелее, сын мой, – сказал Гистасп. – Ты достоин царской тиары. Предначертанное судьбою не изменить.

От пространного намека, прозвучавшего в последних словах отца, волнение в душе Дария улеглось, он успокоился.

«Даже если отец и приготовил какую-нибудь уловку, значит такова воля судьбы, – подумалось ему. – Хитрость – не подлость и потому не карается богами».

Дарий с легкостью вскочил на широкую спину своего каурого скакуна и ударил пятками в его тугие бока.

Горячий жеребец рванулся вперед, едва не сбив с ног Эбара.

Шестеро заговорщиков, каждый на своем коне, встретились на площади перед дворцом, вернее, перед внешней из семи стен, окружавших дворцовые постройки. Все были разодетыв самые лучшие одежды. И лишь один Дарий появился в короткой замшевой куртке с нашитыми на ней бронзовыми бляхами и в широких штанах, заправленных в грубые кожаные постолы. На голове у Дария был самый обычный кидарис, в то время как у прочих заговорщиков на головах красовались высокие тиары из мягкого белого войлока. Каждый из них слегка примял верх своей тиары, поскольку прямую тиару с расправленным верхом позволялось носить только царю. Видимо, каждый из соперников Дария уповал на то, что именно его конь принесет ему желанную царскую власть, тогда победителю останется сделать самую малость – расправить верх своей тиары, дабы обрести приличествующий царю вид.

Выехав из городских ворот, заговорщики остановили коней на холме, который прекрасно просматривался с ближайшей городской башни. На башне и на стене, примыкавшей к ней, собралось множество горожан, желавших увидеть воочию, как будет проходить состязание.

Шестеро всадников выстроились полукругом на плоской вершине холма, устремив взоры на восток, туда, где над далекими седыми вершинами гор уже виднелось красное зарево восходящего дневного светила.

Ждать пришлось недолго.

Как только золотистый край показался из-за ночных облаков, висевших над горами, жеребец Дария тряхнул гривой и, выгнув шею, протяжно и призывно заржал. Эхо подхватило этот призыв, и ржание Дариева коня разнеслось далеко-далеко.

Гидарн, находившийся к Дарию ближе всех, вздрогнул от неожиданности. Интаферн со злостью огрел своего коня плетью. Мегабиз в отчаянии уронил голову на грудь.

Гобрий улыбнулся Дарию и приветственно взмахнул рукой.

– Приветствие царю должно сопровождаться земным поклоном, – заметил Гобрию Аспатин и, соскочив с лошади, опустился на колени, отвесив Дарию, сидевшему на коне, земной поклон.

Гобрий без колебаний сделал то же самое.

Интаферн, Гидарн и Мегабиз нехотя последовали их примеру.

Глядя на склоненные спины своих сообщников по заговору, Дарий старался унять бурлящую в сердце радость. Одна и та же мысль птицей билась у него в голове: «Отныне я – царь! Я – царь! Царь царей!»

Словно приветствуя Дария, из-за туч на бледно-голубые небеса наконец-то выкатился красный диск солнца.

Глава двенадцатая Гаремные страсти

Обряд восхождения на царство проходил в Пасаргадах – городе, основанном Киром.

Дария, облаченного в одежды Кира, жрецы возвели на трон и провозгласили его избранником богов и людей, хранителем державы Ахеменидов.

Перед этим Дарию дали отведать кислого молока, овечьего сыра, кусок пресной лепешки и горсть фисташковых орехов. Столь непритязательной едой когда-то питались самые первые персидские цари, у которых не было ни дворцов, ни многочисленной прислуги.

Сидящему на троне Дарию вручили золотой жезл – символ власти, напоминающий цветок с тремя лепестками. Это был знак зороастризма: цветок означал символ жизни, дарованной всему живому Великим Творцом – Ахурамаздой. Три лепестка – три священных символа веры огнепоклонников: жить в соответствии с благой мыслью, благим словом и благим делом.

В конце обряда персидская знать в знак преданности новому царю должна была отдать земной поклон и получить царский поцелуй.

Евнух-церемонимейстер громким голосом называл имена вельмож, которые, кланяясь, один за другим подходили к царю. В числе самых первых были друзья и родственники Дария.

Когда подошла очередь Интаферна, он поклонился не так низко, как следовало, и перед тем как поцеловаться с Дарием, негромко обронил:

– Мальчишка! Ну какой из тебя царь?!