Дарий в тени Александра

В то же самое время многочисленные английские историки, публиковавшие книги по греческой истории, регулярно трактовали образ Александра с иной точки зрения, очень отличной от точки зрения Дройзена, и даже иногда противостояли ей. В 1801 году - в год, когда во Франции барон Сент-Круа довольствовался тем, что полностью цитировал суждение Боссюэ, - Жилье отмечает, что поведение самого последнего представителя династии Ахеменидов ясно доказывает, что он не был "ни храбрецом, ни благоразумным"; опираясь на некролог, написанный Аррианом, он добавляет, что из положительных качеств царю можно приписать только отсутствие актов жестокости (1801, стр. 323).

В 1835 году Митфорд указал, что приход Дария был плохо принят персидской знатью и сатрапами и что, приняв это все во внимание, даже если раскритиковать Арриана за систематически проявляемую пристрастность, его суждение о военном бессилии Дария абсолютно разумно (VII, стр. 211). Со своей стороны, Тирлуолл в открытой дискуссии по поводу позиции Дройзена напоминает, что к моменту вступления на престол Дарий "был почитаемым принцем, пользовавшимся популярностью", поскольку "он приобрел достаточную репутацию ввиду своего личного мужества, главным образом благодаря подвигу, совершенному в одном из походов против кадусиев". И, устранив евнуха Багоаса, "он освободил трон от унизительного подчинения... Все решили, что он способен защищать свое царство", но вскоре события доказали, что он был всего лишь "трусом, неспособным поддерживать свою репутацию в настоящем сражении... [Его поведение при Иссе] похоже, уничтожило репутацию, которую он заработал своими личными достоинствами"(VI, 1845, стр. 145, 184). Отсюда следует следующее суждение, которое повторяло уже многократно слышанное: "Дарий был одним из множества царей, которые были бы счастливее и уважаемее, если бы никогда не поднимались на трон. Между тем, если бы он жил в мирное время, он, скорее всего, считался бы по крайней мере столь же способным выполнять эту функцию, как и множество его предшественников" (стр. 243-244).

Наиболее решительным противником Дройзена был другой талантливый английский историк, Джордж Грот. По примеру Б. Г. Нибура, чьи работы он очень ценил, Грот рассматривает персону Александра и ставит под сомнение труд по эллинизации, который Дройзен описал и хвалил в своем произведении. Он считал, что македонец хотел скорее "азиатизировать" Грецию, чем "эллинизировать" Азию (XIII, 1869, стр. 83-96) [11]. Суждение о Дарий также очень отличается от суждения Дройзена. У Дройзена это "принц, рожденный под несчастливой звездой". Грот строго осуждает Дария: преступная бездеятельность в начале войны, а также "личная трусость, неуверенность и некомпетентность", которые сделали поражение персов неизбежными (XI, 1869, стр. 431-434,451-452, 491). То есть ясно, что знать хотела его сместить, а что было делать?

Также решив, что Арриан является наиболее точным источником информации, Грот пишет нечто вроде итога деятельности и царствования Дария на момент гибели царя. В этом документе он с силой обрушивается на романтический образ, который уже давно властвовал в историографии при помощи трогательных рассказов, иногда даже слезливых, об условиях, в которых умер Великий царь:

"Последние дни этого принца были описаны историками при помощи трагического ложного пафоса; в истории не так много сюжетов, более пригодных для проявления подобного чувства, если рассмотреть только глубину его падения с заоблачной высоты власти и великолепия до поражения, смещения и убийства. Но беспристрастный отчет не позволяет забыть, что главная причина этой катастрофы была в его собственном ослеплении, долгой апатии после сражения при Иссе и сдаче Тира и Газы, в сентиментальной надежде выкупить цариц, в пленении которых он сам был виноват, и, в конечном счете, в том, что еще менее простительно - в личной трусости в каждом из двух решающих сражений, которыми он решил сам руководить. [В общей сложности] не так уж многое может сделать этого побежденного принца уважаемым или интересным" (XII, 1869, стр. 9).