Согласно Масперо, единственное отличие состоит в личности правителя: "И именно активность спасает их от утраты прав, поскольку очень многое зависит у них от личности правителя, которому нельзя быть вялым или неумелым". Этого нельзя сказать о Ксерксе: "И в то время как военные действия Греции вели к разделению империи, что делал Ксеркс? Ксеркс растрачивал в изнеженности и разгуле ту небольшую энергию, которая была у него вначале... Бездарность царя и вялость правительства скоро стали видны с такой очевидностью, что это даже взволновало двор". Его потомки все менее были способны нести груз царской власти. Даже кровавая энергия Артаксеркса III ничего не могла поделать: "Чтобы империя могла оказывать то влияние в мире, право на которое давала ее безграничность, нужно было ее снова завоевать, чтобы затем постепенно привести в порядок, но могли ли согласиться с длительной реорганизацией составляющие ее элементы?" Ответ явно содержится в самом вопросе и одинаков у всех авторов: "Империя, которую Александр собирался атаковать, уже давно была готова развалиться (Duruy, 1919, стр. 300). Эту идею мы вновь находим у автора, который, однако, зашел слишком далеко, обсуждая персидскую историю, основываясь лишь на царских надписях (АН, 1922, стр. 93.).
Подобный тип заявлений о "восточных империях" был долгое время очень популярен у историков. В невероятном пассаже о "персидском упадке" Ф. Альтхейм не постеснялся написать с обезоруживающей уверенностью, пытаясь путем безапелляционного суждения придать интерпретации вид экспериментальной проверки: "В Азии величие выживает не дольше двух поколений, и Ахемениды не стали исключением из этого правила" (стр. 77). В рамках такого контекста автор пытается придать важность своему произвольному назначению Вавилона столицей империи Ахеменидов [18]
- города, который, по его мнению, был насыщен разложением и заражал им завоевателей:"Известность великого города составляли предоставляемые им наслаждения, его безнравственность и кутежи. Одно лишь название - Вавилон - сразу напоминало о наслаждениях чувственной жизни, упадке и красоте, приобретшей болезненную привлекательность. В болотистом климате, где быстрее наступает цветение, но столь же быстро возникает распад, развивались высокорафинированные формы наслаждений. Город был похож на гетеру, жадную до молодости, которой она жаждет насыщаться и увлечь с собой в вырождение" (1954, стр. 76-77).
Можно лишь вновь поразиться удивительным повторениям формул и представлений. Двумя веками раньше Роллен предлагал своим читателям такое же точно объяснение, в рамках уже канонического ныне представления об "упадке персидской монархии".
"Завоеванный Вавилон подносил своим победителям отравленный кубок, очаровывая их привлекательностью своего сладострастия. Он поставлял им министров и учил, как наслаждаться роскошью, искусством и изысканностью..." (IV, стр. 144).
С тех пор никто не удивляется, что выводы Альтхейма также остались надолго: "Восхождение на престол Дария III Кодомана, похоже, означало приход лучших дней. Но смертный час уже настал" (стр. 78).
КОЛОНИЗАТОР АЛЕКСАНДР И КОЛОНИЗИРОВАННЫЙ ВОСТОК
Успех этой модели объясняется ее простотой и пластичностью. В ней можно сохранить структуру и смысл, приспособить ее к новым потребностям, добавить новые детали. Давайте вернемся к суждению Масперо об упадке ахеменидской империи. Следствием этого суждения является утверждение о необходимости внешнего вмешательства: "Старый восточный мир из последних сил агонизировал: и прежде, чем он умер сам, счастливая отвага Александра призвала Грецию к принятию наследства". Это заявление Масперо напрямую унаследовано от Дройзена, который, в свою очередь, основывался на небольшом по объему труде Плутарха ("De Fortuna Alexandre), прочитанном с мыслью (вдохновленной Гегелем) о "плодотворной" встрече Европы с Азией. Приведенные им примеры показывают, согласно его мнению, что македонский царь принимает решения, видя изменения и преобразования в стране. Эти решения позволили ему прийти к следующей общей оценке:
"Достаточно хорошо заметна значимость побед Александра с точки зрения экономики страны. Возможно, никогда больше один человек не приводил к столь внезапным, столь мощным преобразованиям на столь огромном пространстве... [Речь идет действительно], - добавляет Дройзен, - о преобразовании... необходимом и проводимом с полным осознанием цели" (стр. 690-691).
В свою очередь, неистовство созидательной деятельности Александра демонстрирует огромный контраст с застоем ахеменидской империи. В целом предпринятые Александром меры имели целью "пробудить народы Азии от оцепенения", например, благодаря "восстановлению системы вавилонских каналов".