Дарий

— Боюсь, это невозможно, царь. На стороне Фравартиша Митра и Вэрэтрагна.

— А на моей стороне Воху-Мана[74], ибо лгал я с благими намерениями. Когда-то Воху-Мана привел Зороастра к Ахурамазде, так и ныне он приведет меня к победе.

Аспатин тяжело вздохнул и не прибавил больше ни слова.

Дарий же ободряюще похлопал его по плечу.

Толпы пеших мидян с криками устремились к персидскому стану, но путь им преградили персидские щитоносцы и лучники.

Мидяне и персы сошлись с треском ломающихся копий, с грохотом сталкивающихся щитов. Крики атакующих поглотил все нарастающий шум битвы. Яростное буйство заостренного металла в руках сражающихся людей звучало как грозная мелодия боя, разливающаяся над равниной и над ближними холмами. Скопище воинов было подобно людскому муравейнику.

Дарию с его возвышения было видно, что мидяне все больше теснят персов, сталкивая их в реку. Вниз по течению поплыли бездыханные тела. Мидяне напирали, выставив вперед копья. Персы храбро отбивались мечами и топорами, метали дротики. И вот уже мидяне и персы бились друг с другом по пояс в воде.

Сражение перекинулось на другой берег реки.

Кое-где персы уже побежали к своему стану, не в силах превозмочь неудержимый напор врага. Им вдогонку летели мидийские стрелы.

Там, где сражалась конница, тоже наметился перелом. Персидские конники отрядами и в одиночку постепенно откатывались обратно к реке. Но многие из персов еще продолжали сражаться, сдерживая натиск мидийской конницы.

Дарий увидел знамя Интаферна в самой гуще мидян, его кармании были полностью окружены врагами, но не думали отступать. На подмогу к Интаферну пробивались паретакены на своих огромных каурых конях. Средь блеска звенящих клинков и островерхих шлемов было видно, как метался из стороны в сторону личный штандарт Тахмаспады — бронзовый круг на древке с расходящимися внутри него солнечными лучами.

Неподалеку от паретаков сражались с мидянами киссии, во главе которых стоял Мегабиз. Знамя Мегабиза с распростертыми соколиными крыльями гордо реяло над взбаламученным морем поднятых мечей и копий, медных и бронзовых шлемов, военных значков и вздыбленных лошадей.

Аспатин тронул Дария за локоть:

— Государь, к тебе с сообщением Гидарн.

Дарий раздраженно обернулся:

— С каких это пор сатрапы приносят сообщения сами? Где он?

Аспатин посторонился.

И Дарий увидел внизу, у подошвы холма, Гидарна.

Судя по изорванному плащу и помятому панцирю, Гидарн успел побывать в самом пекле битвы и вынес оттуда самые безрадостные впечатления. Это было видно по его лицу, покрытому потом.

Дарий проворно сбежал вниз с вершины холма и обратился к склонившемуся в поклоне Гидарну:

— Что за вести у тебя, Гидарн? Наверняка невеселые, а?

— Государь, мой отряд рассеян, — выпрямившись, ответил Гидарн. — Кадусии бежали, бросив меня. Я с трудом пробился сквозь полчища врагов и ушел всего с тридцатью воинами.

— Не ушел, а трусливо бежал, — поправил Дарий.

Гидарн оскорбленно вскинул голову.

— Я расстрелял все свои стрелы. Мое копье сломалось. Оставшись со щитом и акинаком, я ранил пятерых мидян, напавших на меня, а двоих убил. Мои воины подтвердят это. — Гидарн кивнул через плечо на своих уцелевших телохранителей, стоявших невдалеке подле уставших взмыленных лошадей. Многие из них были ранены, но тем не менее все они еще крепко держались на ногах.

— Дарий, — хриплым голосом продолжил Гидарн, — сегодня черный для персов день, ведь жертвы были неблагоприятны, согласись… Никаким мужеством нам не сломить божественное предопределение. Самое лучшее — это вовремя отступить.

— Отступить — значит признать свое поражение, — холодно произнес Дарий. — Я не отступлю перед Фравартишем!

— Волею богов победителем сегодня суждено быть Фравартишу, — вызывающе возразил Гидарн.

— Что ты смыслишь в божественных помыслах? — презрительно проговорил Дарий и вдруг схватил Гидарна за бороду. — Я вот велю сейчас принести тебя в жертву Вэрэтрагне, напою крылатого бога войны твоей кровью досыта и вырву победу у Фравартиша. Эй, Аспатин! — царь оглянулся. — Позови-ка сюда палача и жрецов-толкователей. Сейчас мы поглядим, какая у Гидарна печень.

Гидарн побледнел и торопливо залепетал:

— О владыка! Позволь мне вернуться к воинам… Я готов своею храбростью загладить свою дерзость пред тобою.

— Но у тебя же всего тридцать воинов, Гидарн, — с язвительной насмешкою сказал Дарий. — А против тебя будут полчища врагов! К тому же у тебя нет ни копья, ни стрел.

— Копье я добуду у врагов, — промолвил Гидарн. — Умоляю, государь. Пощади!

— Так и быть, — Дарий милостиво улыбнулся и отпустил бороду Гидарна. — Со мной пойдешь. Я хочу сам убедиться в твоей храбрости, Гидарн.

Царская свита, ошеломленный Гидарн и не менее ошеломленный Аспатин с изумлением глядели, как Дарий подзывает к себе военачальника своих конных телохранителей и приказывает вынести царский штандарт.

Евнухи и вельможи, не приспособленные к военному делу, наперебой принялись уговаривать царя не рисковать своей драгоценной жизнью.