Дарим тебе дыхание. Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

– Да братия каждый день привозят из леса по восемнадцать кубов дров – целый грузовик.

Какие труды, какая долгая и трудная зима… И похоже, никто особенно не унывает.

Вечером мы услышали от матушки замечательную историю, которая намертво впечаталась в память.

Матушкина знакомая с шестнадцатилетним сыном – назовем его Петром – вместе причастились в Лазареву субботу и пошли домой. Мама еще подумала: «Почему же Господь сейчас никого так же не воскрешает?» Переходят дорогу, и вдруг сын видит – человек какой-то лежит на капоте, а мама мечется в красном плаще и кричит: «Убили! Убили!» Кого убили? И понимает, что на капоте лежит он. «Мама! Я живой!» А мама ничего не слышит. Петр ее обнимает, а она ничего не чувствует. Все бесполезно. Нет связи. И тут на асфальте появляется влажное радужное пятно, как бывает на лужах, где разлит бензин, и из этого пятна вырастает, ну прямо как старик Хоттабыч, буквально взвивается трехметровый демон. Он такой ужасный, что все монстры, которых Петр видел в фильмах ужаса, детские игрушки по сравнению с ним. Он враскачку медленно приближается к Петру, а тот понимает, что главное сейчас – не встретиться с ним взглядом: будет тогда привязан к нему, как бабочка на ниточке.

В этот момент за спиной Петра появляется трехметровый Ангел Хранитель, с огромными крыльями, а одет он точно так же, как облачаются диаконы на службу, – в стихаре и с орарем крест-накрест. И говорит демону: «Отойди от него. Ты не имеешь здесь части, потому что он сегодня причащался». И тот мгновенно свивается в точку и исчезает вместе с этим бензиновым пятном. И Ангел говорит: «Вот смотри. У тебя есть еще три дня на земле. Можешь побывать где хочешь». – «Так я же нигде не был! Я в Америке не был!» И тут же оказался в Америке. Три дня так по всему миру путешествовал и вот под вечер третьего дня оказался в Перми, в парке, на том месте, где раньше стоял собор, взорванный в хрущевские годы, и увидел стайку парящих в воздухе белоснежных херувимов с трепещущими крыльями, и услышал, о чем они говорили, и это его просто потрясло. И тут же перед ним появился его Ангел Хранитель: «Смотри, никому не рассказывай о том, что ты сейчас здесь услышал!» – «Это – и не рассказывать?! Да я всем, всем расскажу!»

Тогда Ангел провел крылом перед его лицом, и он все забыл. Все, что тогда услышал, помнит только, как они летали… А что говорили?

В это время мама его стояла на коленях перед иконой Пресвятой Богородицы и даже не просила, а требовала, чтобы Матерь Божия воскресила ее сына. И услышала: «Мне нетрудно его воскресить, но для него лучше, чтобы все осталось как есть».

Но она все плакала и просила, и тут Петр увидел свое тело, на больничной кровати в реанимации, в шлангах, трубках, вокруг врачи, и осциллограф, подключенный к сердцу, выводит прямую линию. «Меня положили на мое же тело: ноги на ноги, руки на руки, лицо на лицо – и как бы вставили меня в меня», – и он увидел, как на экране осциллографа появилась синусоида…

Прошло несколько лет, и мама рассказала матушке, что сын ее не очень удачно женился, как-то живет среднестатистически…

В Тверь мы возвращались уже другой дорогой, через Киров, и когда мы наконец добрались до Костромы, я поняла, что мы почти дома. Да вообще уже дома. И Тверская область с тех пор для меня все равно что Московская, и три часа теперь до Лавры на машине – это совсем ничего, это просто «под боком». И много еще всего поняла и переоценила благодаря этому нашему неожиданному зимнему путешествию, которое мы теперь часто с Гусевым радостно вспоминаем.

Благословение должно быть на благо

Однажды так случилось, что пришлось мне долго искать, спрашивать своих московских знакомых, не знают ли они схимонахиню Ф., о которой говорили, что она живет в Москве, где-то на Красносельской, лежит лет сорок, не вставая – у нее дар прозорливости, она так и говорила о себе: «Что моя губка шлепнет, так и будет». Меня попросил найти ее знакомый батюшка, у которого тогда были большие трудности в духовной жизни. Когда-то по благословению нашего старца он приходил ее исповедовать, но позабыл, где она живет. Наверное, год прошел, я уже потеряла надежду ее разыскать. И вот однажды мы с Ларисой Акимовой пришли на Немецкое кладбище на могилу старца Захарии, ставим цветочки, и вдруг Лариса ни с то ни с сего и говорит мне: «А ты не знаешь схимонахиню Ф.?» Мы сразу поехали к ней на Красносельскую. Позвонили. Дверь открыл ее племянник и сказал, что матушка сегодня не принимает. И услышали издалека: «Этих приму». Я увидела кроватку, на которой, казалось, никого не было, одно только матушкино лицо на подушке и такие глубоко запавшие глаза, просто темные ямы, и глаза там на дне. Я попросила ее помолиться за отца А.

– А вы к кому ходите? К Науму? Наум – у него большой ум.

Я только подумала, что матушка, наверное, долго не проживет и я вряд ли еще ее увижу, а она и говорит мне:

– Нет, ты еще ко мне придешь. Приходи ко мне на Пасху.

Пришлось сразу привести в порядок свои помыслы, «расчистить внутреннее пространство».