Читаем Дарю, что помню полностью

Под окном, во дворе гостиницы, строится дом – возводится первый этаж. Незадолго да нашего приезда Мексику очень сильно «тряхнуло» землетрясение. Поэтому идет интенсивное восстановление жилья. Во дворе гостиницы развалины 6-этажного дома быстро разобрали, оставили фундамент и воздвигают новый, теперь уж 8-этажный современный дом. Работы идут круглые сутки, владелец дома днюет и ночует на строительной площадке в маленьком спальном автоприцепе.

Нам выдали по 120 долларов на 17 дней – по 7 долларов в день. К большой радости нашей мощной дружины Малого театра посольские работники рекомендовали нам в течение дня два-три раза «пригубливать» – во избежание возможных отравлений водой и разными соблазнительными, манящими своим видом и запахами всякого рода яствами. Водка и спирт стоят буквально копейки. Творческие работники дружно двинулись в винные магазины и в аптеки, так как в последних спирт стоил еще меньше, чем «змии» в магазинах!

Я «приземлился» в первой попавшейся аптеке, спросил, понимают ли в ней русский язык? «Нет!» – «Дейч?» – «Нет». Тогда я пальцем показал на литровую бутылку с нашлепкой «Алкоголь, 96°» и попросил дать ее мне в руки. Многообещавший сосуд был пластмассовый, стоимость – смехотворная. Оставалось одно препятствие: питьевой ли этот спирт? Как спросить? Я сыграл настоящий этюд с воображаемыми предметами: как бы налил в стакан спирт и медленно выпил его, после чего сделал паузу и сыграл умирающего человека – скрестил руки на груди, закрыл глаза и тихонько напел похоронный марш. Потом снова выпил воображаемый стакан, захохотал, сплясал коротенький радостный танчик, остановился и произнес, вопросительно глядя на аптекаря: «А?»

Тот прекрасно понял сыгранную мною пантомиму: как и я, он выпил воображаемый стакан, стал приплясывать и хохотать, а затем снова, как бы выпив, сложил руки на груди, закрыл глаза и сказал: «Но».

Не задумываясь, приобрел два бутыля и, напевая «шумел камыш, деревья гнулись» (почему, не знаю), двинулся на улицу. В окне аптеки улыбался, приплясывал и махал мне рукой симпатичный дядечка.

Ночью снились разные сны. Началось с того, что я увидел себя заспиртованным в купленном сосуде, в костюме балетного премьера, но поющего арию Гремина из «Онегина». Потом пошло-поехало: на борцовском ковре, почему-то в цирке, появился огромный дядя в спортивном костюме с шутовским колпаком на голове, большим наклеенным носом и фальцетом прокричал: «Я перестройка! Начинайте барабанить!» Барабанщик начал аккомпанировать «Большому носу», который корчился, хрипел, кряхтел, снял с себя колпак, затем нос и, сопротивляясь невидимому противнику, уложил сам себя на лопатки. Затем вскочил, крикнул «туш» и своей левой рукой поднял свою же правую, победную! «Кого вы победили?» – спросил барабанщик, когда невидимый оркестр закончил играть туш. «Свои недостатки! – ответил фальцет. – Теперь я перестроился и совершенно стерильно чист!» Он почему-то очень быстро растаял, превратился в маленькую лужицу, которую выбежавший на манеж щеночек быстро вылакал, поднял ножку и…

Привезенные нами спектакли – «Вишневый сад» А. Чехова и «Иван» А. Кудрявцева – имеют успех. Перед каждым актом – объяснение на испанском языке предстоящих на сцене событий. Поэтому зрительный зал эмоционально ведет себя адекватно нашим русским залам, а в некоторых случаях зрительский прием даже активнее, особенно во время спектакля «Иван». Это объяснимо: на сцене – простые люди «от земли», с обаятельной, открытой русопятостью. Ну, а для реакции на всякого рода сценические интриги криминального или любовного порядка, на силовые сценические воздействия персонажей друг на друга нет языкового барьера. Какую светлую радость, какое торжественное чувство гордости за нашу театральную культуру испытываешь, когда по окончании спектакля зрительный зал стоя аплодирует тебе. Даже самые солидные зрители (очевидно, и официальные, и просто богатые) с восторженным выражением глаз не стесняются громко выкрикивать «браво!», «браво!» и часто – «спасыбо!» «спасыбо!». Ради таких мгновений не надо спешить стареть!

В номерах гостиницы в постоянно сменяемых прислугой сосудах – озонированная питьевая вода, чтобы избежать пользования водопроводной.

Заглянул в местный театр вместе с нашей переводчицей. Пустячковая современная комедия. Одна из сцен:

Дама кого-то ждет, нервничает, посматривает на часы. Наконец в глубине сцены появляется красавец-мужчина. Он протягивает в ее сторону руки и очень громко, буквально рыча, прокрикивает какой-то короткий текст. Затем подбегает к ней, бросается на колени и еще громче, в каком-то патологическом неистовстве, повторяет сказанное.

– Что он ей говорит? – спрашиваю у переводчицы.

– Ну, в общем, что он ее очень любит! – отвечает она.

– Но зачем же так зверски кричать? Можно ведь и поспокойнее.

– Тогда это будет означать, что он ее меньше любит. Не очень страстно.

– А если признаться в любви нежно, тихо?

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное