Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)

— Полегче, хозяин, полегче, — спокойно и твердо сказал Герасим. — Я не для одного себя старался, для вас тоже. Без вашего разрешения я бы этого не сделал.

— Что?.. — Виктор на секунду даже потерял дар речи. — Какого разрешения? Да ты в своем уме?! Разве я хоть когда-нибудь говорил с тобой о Марине?

— Два раза. Первый раз — когда она с Якимовым сошлась. Вы тогда сказали в сердцах: «Ну, теперь эта парочка занесется до небес!» Я понял, что вам ее возвышение не нравится. Инге Филипповне оно и подавно было не по душе. Вот я и подсуетился, чтобы Якимку за крылышки попридержать и с мадамой поссорить. А второй раз вы о ней говорили, когда до вас дошла новость, что мадам улетает в Париж. Я тогда после баньки отвозил вас домой. Мы одни были в машине, и вы разговорились. И разговор-то ваш был все о ней, зазнобе невыносимой…

— Что ты мелешь?.. — растерялся Виктор. — Я ничего такого не помню.

— Конечно, вы были сильно выпимши. Известное дело, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вы мне тогда сказали: «Она уезжает! Что мне теперь делать в этой стране, когда она где-то там будет блистать, а обо мне и думать забудет. Уж лучше бы ее не было вовсе, чем знать, что она далеко и живет по-своему, а я ей не нужен». Я вас тогда еще и спросил: «Что, мешает вашему спокойствию эта барынька-артистка?» И вы ответили: «Ох, как мешает, всю жизнь я мучаюсь из-за нее…» Мне она тоже мешала. Как увидел ее — так с опаской и жил, что узнает меня рано или поздно. Эти козырные дамочки всегда все карты людям путают. У них ведь не поймешь, что на уме. И жене вашей она мешала. С плакатиком-то Инга мне подала мысль. Так что, не вздумайте на меня одного это дело валить, я тоже молчать не буду. Ведь старался-то для кого? Ваша карьера — это и мое положение. Я — при вас. Понятно? Оттого я всегда все помехи с вашего пути сметал тихо и незаметно, чтобы вас не беспокоить. А теперь не мешайте, я ведь за рулем, еду убирать еще одну помеху.

Герасим отключил мобильник. Виктор, застыв у телефона, молчал, придавленный грузом внезапно открывшейся правды. Это молчание длилось так долго, что Леонид не выдержал, заговорил первым:

— Герасим едет на встречу с шантажисткой. Но мои ребята встретятся с ней раньше. Мы еще вчера вычислили, у кого она остановилась в Москве, и теперь с утра за ней установлено наблюдение. Записка Циркача достанется нам, а не Герасиму. Шантажистка вынуждена будет пойти на наши условия, потому что ребята пригрозят раскопать ее соучастие в убийстве Еськова. Да и общение с заказчиком даром ей не пройдет. Жаль, конечно, что мы его не задержали здесь и не допросили, но, по-моему, теперь это не так уж важно.

Но Виктор в эту минуту не думал о поимке Герасима. Его потрясло другое открытие. Взглянув на Леонида смятенными глазами, он тихо произнес:

— Подумать только!.. Я искал причину убийства, а, выходит, что это я сам. Марина была убита из-за меня!..

— Но ты же ничего не знал. — Леонид положил руку ему на плечо. — Если мы достанем признание Циркача, я отдам его тебе. Тайну следствия я сохраню. Остальное ты сам должен решить.

Леонид ушел, оставив друга наедине со своими мыслями.

Тяжело опустившись в кресло и уронив голову на руки, Виктор стал вспоминать. Эти воспоминания были трудные и мучительные, они медленно, по частям возвращались в голову. Да, Герасим не солгал, когда рассказывал о том возвращении из бани. Все так и было: пьяный до беспамятства Виктор ехал в машине и что-то говорил, но на второй день ни слова не мог вспомнить из этой беседы. Он редко напивался так, что терял над собой контроль, но тогда это случилось. В тот день он выступал по телевидению уже в роли политика. И после своего блестящего выступления у выхода из телецентра столкнулся с Мариной, которая направлялась на какую-то передачу о театре. Присутствовавшие журналисты, конечно, не могли пропустить столь знаменательную встречу, и тут же стали спрашивать актрису, как она относится к политической карьере своего бывшего мужа. Марина ответила с улыбкой:

— Виктор, я желаю тебе всяческих успехов на новом поприще. Ты был спортивной звездой, потом телевизионной, теперь, несомненно, станешь звездой российской политики. Правда, я не смогу понаблюдать за твоим новым взлетом, поскольку месяца через три уезжаю во Францию, где буду преподавать в школе искусств. Но я уверена, что и в политике ты достигнешь всех возможных степеней и званий.