Следующая новость оказалось еще хуже, и после нее сон испарился без следа: вместе с Бором и Сегуром пропала его сабля. То, чем он дорожил больше всего на свете.
Глава 3
Об исчезновении сабли он узнал не со слов Ториана, ее пропажу Дариус обнаружил сам. Поначалу Дариус не придал особого значения тому, что сабли не оказалось под рукой, слишком уж неожиданно прозвучала весть о бегстве Бора с Сегуром.
Он поискал саблю взглядом, предполагая, что сдвинул ее в сторону от медвежьей шкуры, несколько последних лет верно служившей ему и подстилкой и одеялом. Сабли не было. Затем Дариус отшвырнул шкуру в сторону, осмотрел окрестности и даже заглянул в ближайшие кусты. Сабли по-прежнему не нашлось.
Ее никто не мог взять, никто. Клинок можно подарить, обменять, дать попользоваться, если того требуют обстоятельства. В конце концов, продать в том случае, если жизнь допекла тебя до такой степени, что больше уже ничего и не остается. Но взять без спросу чужой меч, в котором живет частица души хозяина, нет, этого делать нельзя. И за это можно поплатиться жизнью.
Дариус машинально потер небольшой шрам на левом предплечье, оставшийся после ритуала единения с саблей.
Тогда Сторн сказал ему:
— Меч должен попробовать на вкус твоей крови. Это важно, сын. Ведь не ты его первый хозяин. Иначе твоя кровь понадобилась бы при его изготовлении.
Сторн всегда называл его сыном, хотя и не был его отцом.
Однажды, когда Дариус был совсем еще маленьким, ему довелось подслушать разговор Сторна со своей матерью, Грейсиль. С тех пор прошло много лет, но почему-то он до сих пор помнил каждое слово.
Сторн тогда рассказал, что не смог расстаться с Дариусом, после того, как тот назвал его 'папа'. Назвал в тот самый миг, когда он спас его из пламени пожарища и прижал к груди. Дариус долго не разговаривал, и Грейсиль совсем уж было решила — мальчик немой, когда Сторн и сообщил своей матери, что однажды он уже слышал его речь.
Но сейчас дело не в его бывшей немоте, дело в его сабле. Она не могла исчезнуть сама собой, и это говорило только об одном: Бор прихватил ее с собой. Это мог сделать и Сегур, но почему-то Дариус был полностью уверен в том, что пропажа сабли — дело рук именно Бора.
Но как же так? Как мог Бор пойти на это? Ведь повстречайся ему он теперь, и Дариус убьет его. Убьет, не слушая объяснений. Убьет и будет прав. Где бы ни встретив и как бы ни убив.
Потому что это не легенды — в клинке действительно заключена частица души его хозяина. И теперь, когда его сабля пропала, Дариус чувствовал, что вместе с ней пропала путь и крохотная, но ее часть.
В древности, когда хоронили воина, обязательно в могилу рядом с ним клали его меч. У него могло быть много мечей, но с собой в могилу воин забирал именно тот клинок, который являлся для него самым дорогим. А Бор его саблю украл. Украл, польстившись на ее цену.
Но как же он не проснулся в тот миг, когда Бор брал его саблю? Да, вчера они очень устали, стремясь уйти как можно дальше. Да, самый сладкий сон приходит именно под утро, когда и исчезли Бор с Сегуром. Но как он не смог почувствовать, что часть его души уходит вместе с ними? И что же он, в конце концов, за гонорт, которого можно застать врасплох, пусть и спящим?
Вернулся их лучший следопыт Галуг и, на молчаливый вопрос Дариуса лишь с сожалением развел руками:
— Здесь такие места… Они могли пойти в любую сторону. Ни на камнях, ни на воде следов не остается.
Галуг был прав. Невдалеке сливаются в один два ручья, а это уже три направления. Вчера, перед тем как остановиться на ночлег, они долго шли
по камням, когда-то вероятно бывших дном высохшей теперь уже реки, на которых совсем не остается следов. Вон они, камни, совсем рядом, достаточно сделать всего несколько десятков шагов. Так что возможность спрятать следы у сбежавших была. А уж Бор как следопыт ничуть не хуже Галуга, и тому, кто отлично умеет читать чужие следы, спрятать свои значительно проще.
Что самое неприятное, у них абсолютно нет времени на поиски, которые могут затянуться неизвестно на сколько. Срок, когда им необходимо прибыть в Фагос, неотвратимо приближался.
Нет, если бы Галугу удалось обнаружить след, Дариус, не раздумывая, бросился бы за ними в погоню. И непременно настиг бы их. А уж потом…
Дариус явственно представил, как вонзает в Бора кинжал. Или в Сегура. Он никогда не был кровожадным человеком, но есть вещи, которые нельзя прощать никому. И вместо всего этого им придется идти дальше, чтобы к сроку выполнить контракт. При мысли о нем рука Дариуса машинально прижалась к груди, там, где под тканью одежды висел на шее небольшой кожаный пенал.
'Жаль, что саблю тоже нельзя спрятать на груди, под одеждой', - с горечью усмехнулся он.
Ториан искоса наблюдал за другом, в душе ему соболезнуя. Украденный клинок действительно был настолько хорош, что он, сам того не желая, немного завидовал Дариусу, было дело, чего уж тут.
А уж после того, как вчера Дариус лишился оказавшегося перерубленным лука,
неудачно складывается для него этот контракт, к которому душа у его гонорта не лежала с самого начала.