DARKER: Рассказы (2011-2015)

С противоположной стороны грунт острым клювом врезался в пруд, образовывая треугольный утес. Мыс был скалистым, местами поросшим мхом и плесенью. С плоской вершины, расположенной на одном уровне с остальным садом и беседкой, синими косами ниспадал вьюнок, по склонам плелся плющ, свисая прямо над водой. Справа пологий склон пропустил через расщелину куст терновника, дикая прелесть кустарника причудливо пестрела на сером фоне скалы. Весь мыс производил впечатление смотровой площадки. Над самым краем, вероятно для удобной опоры, были расположены железные балясины[302]; они уже были старыми и изъеденными ржавчиной, но вид имели крепкий. Взойдя сюда, я оперся о них спиной, чтобы окинуть взглядом открывающуюся отсюда великолепную перспективу дальней части сада. Внезапно я почувствовал коварный треск прутьев, отпрянул и осмотрел их: четыре болта были полностью выкручены и грозили, что прутья вот-вот вырвутся из креплений. Не закручивая их, я направился в тополиную аллею. У выхода из аллеи кровоподтеками заходящего солнца отсвечивали окна роскошной виллы. Осторожно крадучись под прикрытием кустов отцветшей сирени, я подобрался к дому.

И тогда я встретился лицом к лицу с человеческим счастьем: я рассматривал его — лучезарное во всей своей гордой красе; я видел его — одаривающее щедрой дланью своих избранников, дерзкое, победоносное, наглое во всей своей полноте.

На белой каменной террасе виллы, сбегающей в несколько ступеней к саду, виднелась парочка — две безупречные фигуры. Женщина была светловолосой, с сапфировыми, влажными очами; нежные черты Мадонны, полные утонченной красоты, свидетельствовали о том, что на них, должно быть, запечатлелись целые столетия культуры и изысканности. Округлая грудь вздымалась с несказанным блаженством, глаза, безумные от любви, утопали в зеницах склоненного над ней мужчины… А на это безумие любовного забытья изливал свои струи умирающий день…

Так они и стояли среди оргии света и зноя — прекрасные, счастливые, как боги…

Он шептал какие-то страстные, пылкие слова, от которых кровь бурлила вожделением, разжигая в чувствах ненасытное, жаждущее пламя… Он склонился ниже… к устам… и я узнал доктора…

Детский смех зазвенел из дома и сразу же после этого в остекленных дверях веранды появилась милая маленькая девочка, которую вел под руку седой слуга. Малышка подбежала, нежно обнимая родителей, в то время как слуга, подойдя к хозяину дома, обменялся с ним несколькими фразами. Доктор слушал нехотя, с заметной рассеянностью, однако, немного замешкавшись, он, наконец, взмахом руки простился с женой и дочерью, после чего вместе со слугой исчез в дверном проеме.

Женщина еще какое-то время колыхалась в удобном кресле-качалке с прикрытыми глазами, как будто бы повторно переживая блаженство от недавних ласк, а затем, взяв за ручку доченьку, начала спускаться с террасы вглубь сада. Стоя на последней ступени, она словно задумалась; однако это длилось лишь мгновение и вскоре вдоль тополиной аллеи среди вечернего затишья безмятежно и грациозно двигались мать и дочь. Какое-то неземное, ангельское блаженство сияло на лице женщины, овеянном буйством юной красоты и на личике ребенка, которое было преисполнено прелестью будущего очарования. Они проследовали вдоль аллеи и взошли на прогулочную дорожку. Ступив несколько шагов, мать то и дело останавливалась, позволяя малышке срывать обильно рассаженные на великолепных клумбах цветы. Сама же отщипнула белую лилию и вплела ее в волосы. Так они дошли до мыса; мать хотела идти дальше, не сворачивая, но девочка упрямилась и влекла ее за руку к скалистому утесу. Уступая капризу ребенка, она приблизилась к балясинам…

Я почувствовал, как кровь хлынула в мой мозг, загрохотала легионом бешеных молотов и запульсировала в висках. Они стояли прямо у роковых прутьев. Женщина взяла ребенка на руки; ее стройная фигура отчетливо темнела на фоне переливающегося опалами пруда… вечерний ветерок играл в развевающихся волосах… Малышка какое-то время пристально всматривалась в одну точку на воде и… указала ручкой:

— Мама, смотри… там!..

Мать оперлась о балясины, наклонилась… сильнее, ниже… сухой, ржавый скрежет, секундное замешательство, растерянность, а после — два коротких отрывистых крика и… гулкий всплеск от падающих тел…

Тут же на террасе появился доктор. Взглянул на пруд: над пучиной взвились длинные, соломенные волосы… а рядом всего на миг мелькнула светлая головка Лютки… затем все исчезло. Лишь глубокий водоворот начал стремительно затягиваться… наконец, пучина заволоклась, поверхность изгладилась и стала зеркальной, как и прежде.

Я выскользнул из-за кустов сирени, стал посреди аллеи в отсвете кровавой закатной зари и посмотрел на террасу. Он заметил меня… мы встретились взглядами. Долго и безотрывно смотрели мы друг другу в глаза… затем он угрюмо свесил голову на грудь. И тогда вечерний сумрак поглотил меня…

Перевод Юрия Боева

Роберт Маккаммон «Странная конфета»