Даром-2. Выплата

Но она уже взяла мои ладони в свои и пристально изучает костяшки пальцев с содранной кожей. Вот жеж… профессиональная медсестра — глаз наметанный.

— Ты что, опять с кем-то дрался?

— Ну что значит «опять», Оля? Да и не дрался особо, так… навел порядок слеганца. Не делай из мухи слона.

Оля хмурится, потом говорит:

— Ты знаешь, что существуют курсы по управлению гневом?

— Не обижайся, но это какие-то глупости. Гнев — нормальная эмоция, для мужчины, по крайней мере. Кем будет мужчина без гнева? Слизняком, слабаком, терпилой… Да ты бы сама с таким ни за что не связалась.

— Гнев — нормальная эмоция. Но только когда человек управляет гневом, а не гнев управляет человеком.

Сначала Леха, потом Оля пытаются меня воспитывать… Сговорились они, что ли? И уверены, небось, что желают мне только добра…

— Всем я управляю, — подмигиваю. — Всё у меня под контролем, не волнуйся. Давай, беги, а то опоздаешь на свой семинар. И мне тоже пора собираться.

У меня сегодня встреча с майором Лехой. Ради нее я пропускаю тренировку — ничего, иногда можно. А тут даже и нужно — у старого друга, похоже, проблемы нешуточные.

Леха опаздывает на полчаса, и когда наконец подходит к столику, все обычные для нашего общения подколки застревают у меня в горле — лицо у него даже не мрачное, а скорее потерянное. Да уж, такой себе из меня друг, если я до сих пор ничего не замечал.

— Вам как обычно? — подскакивает улыбающийся официант.

— К черту «как обычно», — морщится Леха. — Водки.

Ох, ё, всё серьезнее, чем я думал…

— Ну, давай рассказывай, что там у тебя стряслось.

Леха молчит, глядя в сторону. Приносят водку. Леха молча глотает ее — без удовольствия, без отвращения, вообще без каких-либо эмоций. И продолжает молчать.

Пытаюсь разговорить его:

— Слушай, ну чего вдруг случилось? Нормально же все было. Тебя же повышают, причем сразу на уровень области… кем будешь, напомни?

— Замначальника полиции Главуправления области по оперативной работе.

— Ну вот! Неплохое же повышение для начальника отделения.

— Было бы неплохое, не то слово — через две ступеньки разом. На той неделе прошел психологов, полиграф — все было по зеленой. Но теперь чем бы ни кончилось, скорее всего, завернут. Хорошо, если нынешнюю должность сохраню, а то и вовсе погоны.

— Да что случилось-то?

Леха вместо ответа протягивает свой телефон с включенным видео. На фоне казенных болотно-зеленых стен стоит тщедушный мужичок с голым торсом: и лицо, и корпус щедро покрыты кровоподтеками. Или профессионально наложенный грим, или кто-то от души отмутузил бедолагу.

Судя по интонациям, мужичок тараторит заранее выученный текст:

— Данные побои были мне нанесены во время заключения в СИЗО номер шесть майором полиции Быковым Алексеем Михайловичем. Майор Быков требовал от меня подписания признания в совершении преступления по статье 158 часть 4. При попытках отказа угрожал, цитирую «не подпишешь — живым отсюда не выйдешь, гнида».

— Та-ак… Хреново. Слушай, Леха, ну давай прижмем этого деятеля. Пусть заберет заявление, или как там у вас.

— Я тебе сколько объяснял — нельзя «забрать заявление»! Можно встречку написать… встречное заявление. Типа терпила пишет «прошу по моему заявлению дальнейших проверок не проводить, в полицию обратился поспешно, не разобравшись в ситуации. В действительности телесные повреждения средней тяжести были мною получены при падении с лестницы, претензий ни к кому не имею». Эй, молодой человек, принесите еще водки.

— Ну! Прессанем жучилу, и пусть напишет вот это все.

— Вот поэтому я и не хотел ничего тебе говорить, — Леха устало прикрывает глаза ладонью. — Ну где ты этого нахватался — прессанем? Скажи еще, применим побои, чтобы заставить отозвать заявление о побоях… Да мне сейчас в церковь впору бежать и свечку за его здоровье ставить. Потому что если с ним еще что-то случился, хотя бы один волос с его тупой башки упадет — это будет гвоздь в крышку моего гроба. Ни мне, ни тем, кого со мной хоть как-то можно связать, к нему на пушечный выстрел подходить нельзя. Я доступно изложил?

— Доступно, успокойся… Ну, давай подумаем. Вряд ли он это из мести лично тебе, правда? Значит, кто-то у него эти показания купил. Или надавил на него. Есть идеи, кто это мог быть?

— Да какие там идеи… — Леха опрокидывает в себя рюмку. — Я просто знаю, кто это. Тут, как бы, без вариантов. Начальник мой, сука, непосредственный. Селиванов его фамилия. Все знали, что в замы по оперативной работе он должен был идти. Очевидная такая карьерная, мать ее, траектория. И когда решили назначить меня через его голову, ясно стало, что так он этого не оставит. И все-таки подставы такой я не ожидал…

— Ну слушай, давай я подключу свои связи. Пусть одни люди из одного учреждения решат вопрос.

— Даже не думай! Вот зря я перед тобой сопли распустил. Знал же, что захочешь отчудить что-то. Во-первых, не факт, что эти твои одни люди проникнутся судьбой провинциального мента настолько, чтобы влезать в наши местечковые разборки. Ты для них, может, и важен, но не настолько, как воображаешь. А главное — если они правда вмешаются, мне хана как профи.