Даром (СИ)

— Да ну тебя, «в коробочке»! Надо, чтобы все прониклись торжественностью момента, важные люди собрались, все в таком духе. Это и мне для продвижения по службе хорошо, и тебе для экспертных контрактов не повредит, знаешь ли. Нетворкинг — слышал о таком? Думаешь, где-нибудь можно без него? И Олю приводи с пацаном, пусть посмотрит, какой уважаемый человек его будущий отчим.

Киваю. Тут Леха прав. Оля-то и так все про мою работу понимает, а вот в Федином возрасте лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— И это еще не все, — Леха подмигивает и достает из кармана розовый конверт. — Меня тут твоя поклонница упросила письмецо передать. Бумажное, как в каменном веке — девушкам в реабилитационном центре телефонов пока не выдали. Эта Зоя там звезда — она единственная из всех тебя, общего спасителя, лично видела.

С сожалением отставляю пиво и распечатываю конверт. Просматриваю старательно выведенные строчки, окруженные несметным множеством сердечек. Да, нехило расколбасило девушку… «навсегда в моем сердце… думаю о тебе по ночам… целую тысячу раз… надеюсь на скорую встречу… навеки твоя, Зоя». Забавно, пока я был в образе побитого жизнью бомжа, она в мою сторону и не смотрела, вешалась на этого придурка Джона. Зато теперь задним числом влюбилась без памяти, ну конечно.

— Я что, должен ей отвечать? Я ж не специалист по посттравматическим расстройствам…

— Дело твое. Но выпустят же ее когда-нибудь, а найти тебя — вопрос техники.

— Ладно, черт с ней, отвечу. У тебя есть бумага?

— Чтоб у опера да не было бумаги? На, держи.

Вывожу на оборотной стороне бланка протокола обыска жилого помещения:

«Дорогая Зоя! Рад, что ты жива и здорова. К сожалению, повидаться у нас с тобой не получится — завтра я уезжаю на три года в срочную командировку в город Верхние Пупки. Желаю тебе не шарахаться больше по сквотам, а поступить в техникум, найти работу и начать нормальную жизнь. Главное в жизни — прилежная учеба, добросовестный труд и не лениться делать зарядку по утрам. А если что-то беспокоит, хорошо помогает прохладный душ». Чуть подумав, добавляю: «Всем своим пяти деткам я каждый день говорю то же самое». Ложь, как говорится, во спасение.

Возвращаю бланк Лехе:

— Вот, надеюсь, это охладит немного пылкое девичье сердечко…

— Ок, буду завтра в реабилитационном центре — передам.

— Да, кстати. Раз уж ты будешь в этом центре… Как там Алина Михайлова? Когда ее уже домой отпустят? Мне отец ее звонил вчера, а я не знаю даже, что ему сказать.

— Михайлова… — Леха отводит глаза. — А вот это та самая новость, которая не особо, Сань. Короче, нету этой Михайловой среди потерпевших. Ни у нас, ни в пересыльном центре. Там одну партию девушек уже из страны вывезли, интерпол сейчас этим занимается. Но они границу пересекли до того, как Михайлова пропала.

И награда, и премии, и даже спасенные жизни — все как-то резко перестает радовать.

— Так что же, Алину… убили?

— Очень маловероятно. Там два трупа, но они опознаны. Точно не Михайлова. А эти мрази знаешь с каким энтузиазмом друг друга сдают, наперегонки просто. Каждый надеется от вышки отмазаться через сотрудничество со следствием… зря, конечно, но этого мы им пока не говорим. Поэтому если бы Михайлову убили, мы бы уже знали. Но ни обвиняемые, ни потерпевшие — никто ее не вспомнил. Зуб даю, ее там попросту не было. С ней произошло что-то другое.

* * *

Есть у меня пунктик — всегда езжу по правилам. От отца это перенял, он еще говорил «не торопись, а то успеешь». Если стоит знак «шестьдесят», я и буду ехать шестьдесят, ни километром быстрее. Если кому-то это неудобно — его проблемы, и пусть хоть обгудится.

Ярко-красная тойота сзади меня сперва протяжно сигналит и моргает фарами, потом резко перестраивается и обгоняет по встречке и разделительной полосе, а, опередив, резко бьёт по тормозам. Тоже бью, но поздновато — все-таки въезжаю тойоте в корму. Удар несильный — вряд ли кто-то пострадал, разве что бамперы. Его задний и мой передний, да и то ещё смотреть надо.

Ну здравствуйте, дорожные разборки. Водитель тойоты вылезает на разделительную. Это мордатый амбал в короткой кожаной куртке. С детства таких не выношу. Тоже выхожу.

— Ну ты влип, мужик! — радостно орет амбал. — Будешь знать, как тошнить в левой! Ну вот кто тебе мешал ехать нормально?

— Тут ограничение шестьдесят. Это ты превысил. И еще обгонял по встречке.

— А ты докажи, умник! Рега-то у тебя нет!

Открываю рот, чтобы напомнить, что видеорегистратор-то у меня есть — и тут же закрываю. Нет у меня регистратора. Старый сломался на прошлой неделе, и я все собирался заказать новый. Собирался, ага. Теперь-то что…

— Ты нахера вообще тормозил? Ну обогнал — и дальше бы валил себе…

— А вот учу таких тормозов, как ты, — горделиво лыбится амбал. — Теперь ещё и бампер мне оплатишь, и вон, багажник помял. А может, и стойки повело, ещё проверять надо. Ничо ты не докажешь. Впилился в жопу — сам лох, что дистанцию не держал.