Даром

— Было бы здорово. Надо только с Федькиным графиком разобраться.

— Или давайте втроем встретимся, с Федей. Куда он там любит ходить?..

Леха дважды отрывисто сигналит.

— Мне пора. Позвоню сразу, как вернусь!

Проезжаем село и углубляемся в поля. Телефон жалуется, что потерял вышку. Да уж, тонок налет цивилизации в нашей области…

Спрашиваю Леху:

— Есть что по этим свободным от Дара?

— Ничего. Передаю по буквам: Николай, Иван, Харитон… Я бы тебя сразу набрал, если бы что всплыло. Дар, если чуть поискать, есть у всех, кто по возрасту проходит. Стоит на учете пара подростков без Дара, но там сто процентов что-то с датой рождения напутано. Реально им просто не исполнилось шестнадцать к Одарению.

— Надо дальше копать.

Леха поджимает губы. Понимаю, достал его уже этими поисками не иголки в стоге сена даже, а «принеси то, не знаю что». Ну а кому сейчас легко? Я ему в помощи не отказываю, пусть и он пошевелит для меня булками.

— Ну, мне тут наболтали кое-что, — нехотя давит из себя Леха. — Ерунда, байка, наверно. Ничего конкретного, в общем.

— Рассказывай.

— Ну, эта… есть у нас следачка одна. Йогой какой-то занимается, медитациями, мистикой этой восточной, вся пижня. Чего вылупился? Думаешь, раз человек мент, то его только пузырь с пивом и сериалы по третьему каналу могут интересовать? Разные деятели у нас служат, есть и чудики. Так вот, у них там в моде всякий буддизм. И она сказала, следачка эта, что типа есть в буддизме продвинутые практики, навроде святых.

— И у таких людей не бывает Дара?

На скорости въезжаем в глубокую выбоину. Леха ругается сквозь зубы:

— Асфальт такой, будто бомбили его… Говорю же, нет инфы, порожняк один. Просто предположила тетка, что, может, у кого-то и нет. По крайней мере, у них установка такая — ничего не желать. Вдруг какой-то практик так упоролся в эти свои медитации, что ему и правда не вышло Дара. Гипотеза, бла-бла-бла одно. Вот же делать людям нечего… Тут и так уже только и хочешь что поспать и на пенсию выйти уже наконец, а эти специально тренируются, чтобы не хотеть совсем ничего.

Самому Лехе Дар вышел такой, что коллеги завидовали черной завистью. Нет, он не заделался гением сыска, не научился видеть людей насквозь или бывать в трех местах одновременно, что постоянно требуется от опера. Зато когда бы его ни дернуло начальство, он был к этому более-менее готов — имел в загашнике ответ именно на тот вопрос, который ему задавали. Мог ли Дар действовать не на самого Леху, а на начальство — тому просто не приходило в голову беспокоить сотрудника, когда он не готов? Скользкий вопрос, у ученых нет однозначного ответа, как такие штуки работают. Факт в том, что они просто работают.

— Слышь, Сань, а может, ты это… ну, попустишься уже? — спрашивает Леха с необычной для него неуверенностью. — Не, я для тебя землю рыть буду. Все мониторю, и про этих свободных от Дара, и не проклюнется ли кто, способный связаться с ушедшими. Тут тоже глухо, жуликов куча наживается на этой теме, а чтобы подтвердить именно такой Дар — никого. Мне для тебя не трудно. Но, может, лучше правда уже… подзабить на эти поиски? Их же умершими теперь признают, ушельцев этих, чтобы родственники не изводили себя — отгоревали и жили дальше.

Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, чтобы ответить не слишком грубо. Напоминаю себе, что Леха не со зла это говорит — думает, будто вот так мне помогает. И тут этот дурень с какого-то перепугу добавляет:

— Он ведь сам хотел свалить в эту свою игру, брательник твой. Его же тут… ну, достало многое, так уж фишка легла. Может, и пускай бы себе, а? Вдруг ему там лучше?

Мои ладони сами собой складываются в кулаки:

— Не лезь в это, понял? Твоя работа — носом землю рыть. А выводы делать, думать… ну не твое это. Вам, ментам, лишь бы дело закрыть, а там хоть трава не расти…

— Сань, да не заводись ты… успокойся уже. Я ж только предложил…

— И не указывай мне, что делать!

В салоне вдруг становится очень тесно. Повисает нехорошее молчание. Отворачиваюсь к окну. Проезжаем лохматый ельничек, заросший мхом.

Вот примерно такой же лес около нашей дачи. Там мы с Олежей и собирали грибы… уже, получается, восемнадцать лет назад. Мне было двенадцать, ему — девять. Мама настаивала, чтобы мы вместе гуляли — подозреваю, хотела немного отдохнуть от мальчишек с их вечным гомоном. А я не любил брать Олега с собой, потому что он постоянно ныл: устал, замерз, комары кусаются, хочется есть, пить и писать… И вот однажды я не выдержал, влепил ему подзатыльник и рявкнул что-то вроде: «ну и вали домой, сопляк глуподырый, задрал в корягу уже». Олежа всхлипнул и убежал в чащу.