Вздрогнула, как от пощечины.
Не ошибся, значит. Не показалось.
— Понравилось?
Сжав кулаки, вздернула подбородок, будто не ее буквально поймали с поличным. Взгляд прямой, твердый, уверенный.
Да, давай, покажи свой характер.
"
— Не понимаю, о чем ты.
Привалился спиной к стене. С ощущением опоры появилась иллюзия контроля над собой.
— А я думаю понимаешь.
Ее пальцы разжались на секунду и снова сжались в кулаки.
Взгляд метнулся на дверь.
— Если это все, что ты хотел сказать, я пойду. У меня патрулирование.
— Не все.
От резкой смены тона Фоукс снова вздрогнула. Слишком явно. Слишком очевидно.
— Тогда говори.
Отступление на несколько шагов выглядело смешно. Будто он собирался на нее наброситься.
— Как тебе под Уоррингтоном? Не придавило?
Сам поразился неизвестно откуда взявшейся легкости в голосе.
Брови дернулись в изумлении. Полнейшее непонимание.
— Что?
— У вас у всех сегодня проблемы со слухом?
— Нет, — волосы колыхнулись от мотка головой. — У меня проблем нет. А у тебя, похоже, совсем стало плохо с головой.
Подталкиваемый злостью, он шаг за шагом наступал, а Фоукс зеркально отступала назад, пока не уперлась спиной в каменный подоконник.
Он ошибся. Янтарь не скрывал страх. Это был не он.
Неверие в происходящее — вот что там отражалось. Смятение. И даже смущение. Но не страх.
Удовлетворение коснулось невесомыми пальчиками.
В ее глазах не должно быть страха. Никогда.
— Дейвил, какого черта?
Тихий вопрос повис между ними. Даже если б мог, все равно бы не сказал.
Слишком сложный ответ, которого не существует.
Ладони уперлись в холодный камень по двум сторонам от Фоукс. Капкан захлопнулся. Птичка, долго кружившая и отчаянно бесившая, теперь с подрезанными крыльями.
Она пахнет как десерт. Как гребаная шоколадка. Баунти. От которого сводит зубы, а ты не в силах перестать есть.
"
Прикрыл глаза, глубоко вдыхая, будто если набрать побольше воздуха с
— Какого черта, Фоукс?
Повторил ее же вопрос, медленно открывая глаза.
Прежде они никогда не были настолько близко. Ее радужки. Янтарь, щедро окропленный золотом. В котором никогда нет холода.
Янтарь — теплый. И эмоции в ее глазах пылают ярче гребаного солнца. Ненавистью, злостью.
Она прикрыла глаза, пряча от него все: цвет, эмоции, душу.
Это ведь ничего не значит, она просто сомкнула веки, а он словно провалился в черную дыру, где вокруг одна пустота. Где "
Ее прерывистое дыхание беспощадно било по всем чувствительным точкам.
Нет, это неправильно. Так не должно быть. Он не должен этого чувствовать. Не должен. Не к ней! А если не к ней, то к кому?
Отброс.
Уйди. Брось злые слова в лицо, развернись и уйди. Это несложно. Это
— Уоррингтон, — практически прорычал ей в лицо, проталкивая буквы сквозь зубы.
Густые, закрученные на концах ресницы затрепетали.
Пальцы скребли по камню, сжимаясь в кулаки.
— Я ничего не знаю про этого кабана, я за ним не слежу. Отойди от меня.
Ладони уперлись в грудь в бессмысленной попытке оттолкнуть.
Тепло слишком хорошо проникало сквозь рубашку. Обжигая. Оставляя херову метку.
С ее опустившимися руками исчезли и ощущения.
Он должен сказать, что она шлюха. Надавить побольнее, задеть сильнее. Чтобы увидеть разгорающийся огонь в глазах. Вместо этого —
Рваный выдох слетел с ее губ вместе с крупной дрожью, которая, впрочем, быстро прошла. Выдох, который он уже слышал сегодня. Он ни с чем его не спутает. Теперь, что бы она ни говорила, он точно знал — она смотрела. Сидя на полу своей комнаты, наблюдала, как он моется.
Мысли-черти закружили, фантазия мгновенно нарисовала картинку: затянутая в полотенце Фоукс у дыры в двери. И вздох… еще раз… как наяву.
Жар прилил к паху. Блять. Она ведь даже не подозревала. Не опускала взгляд, смотрела прямо, и не боялась. А он до сих пор гладил пальцем голову феникса на шее.
Гребаное наваждение.
Надо срочно снизить градус. Сказать что-то… Давай же!
— Ненавижу это тату.
Что? Что?!
О, нет… Зачем произнес вслух? Она не должна была об этом узнать. Теперь будет думать, что тебе есть до нее дело.