Дарующая жизнь

Она не отреагировала. Ни на наше появление, ни на мои попытки вылечить ее. Я видел, как рана постепенно затягивается на белой атласной коже, покрывается тонкой вуалью инея.

Силы постепенно покидали меня, в глазах начало темнеть.

Магия исцеления, ведомая каждому эльфу, недостаточно сильна и может стоить жизни самому лекарю. Но не на этот раз – рана была не такой опасной.

Я покачнулся, но смог все же не упасть.

– Лианна? – произнеся. – Все хорошо, Лианна. Все кончилось.

Я выпрямился, опираясь на стену.

– Открывай портал, Френки, – попросил я. – К ближайшему монастырю. Ей нужен хороший лекарь.

9

Когда я открыл глаза, меня встретило солнце. Оно играло в сложную игру – пыталось перебраться через край темно-зеленой занавески и посмотреть на меня.

Смотреть было не на что.

Я приподнялся на локте, и спина сразу начала болеть.

Багряный крест, с двумя лепестками у подножия, был вышит на каждой из двух подушек. Значит, я попал в монастырь святого Игнатуса.

Такой же символ, только гораздо больше, красовался и на широком одеяле. Его окаймляли слова, вышитые зелеными нитями: «Guidanius domini esra porti sabatum». Святость не приходит с годами, она покидает нас с каждым прожитым днем.

Древний язык дворфов.

Франсуаз сидела возле моей постели, и единственное, чего ей недоставало для полноты картины, – это высокого белого колпака, который носят монахини.

– Что с Лианной? – спросил я, когда смог быть уверен, что язык не подведет меня.

– Ее порубили на части и скормили свиньям, – ответила Франсуаз. – Конечно, с ней все в порядке. Еще чашечка липового чая – и твоя мцари вновь обретет свою самоуверенность.

– Как это произошло?

Нет ничего более жалкого, чем задавать вопросы, лежа в больничной кровати.

– Кто на нее напал? Такие же крысяки, что пытались нагнать страха на нас?

Франсуаз взглянула на меня без сострадания.

– Какого гнома ты принялся ее лечить? – спросила она. – Да еще после того, как весь выложился на площади. Простая резаная рана, просто зашили бы суровой ниткой.

Конечно, Френки права.

Монахини вылечили бы Лианну не хуже моего. А я не валялся бы здесь, как окорок, из которого спускают кровь прежде чем провялить.

Либо мне пора умнеть, либо уже поздно.

– Так что она рассказала? – спросил я.

– Ничего.

Франсуаз пожала плечами.

Этот жест означал – а какая разница.

– Монашки сказали, что ей нужны сон и покой. Поэтому я особо с расспросами к ней не лезла.

– Вот что меня смущает, – я поднялся и начал одеваться.

Только теперь я понял, что полностью обнажен. Франсуаз смотрела на меня с легкой насмешкой.

– Голая задница? – спросила она.

– Не будь пошлой.

Я встал перед нелегким выбором. Эльфийская традиция предписывает надевать шелковую рубашку первой. Тогда не придется мять ее, заправляя в брюки. Вот как подштанники могут поставить под удар древние обычаи.

– Монашки очень тобой заинтересовались, – продолжала девушка, как ни в чем ни бывало любуясь на мое замешательство. – Многие из них потом спрашивали, у всех ли мужчин такие большие… Ну, ты понимаешь.

Я с достоинством застегивал манжеты. В конце концов – традиция есть традиция, да и Френки не из тех, на кого стоит обращать внимание.

– Хорошо, успокойся. Никто сюда не заходил. Так что же тебя озадачило?

Я проверял, как монахини выгладили мой камзол.

Гораздо хуже, чем следовало бы.

– Эти крысяки не нападали на нас. Их было пятеро или больше. Они могли. Тогда почему они набросились на Лианну?

– Ты же ее знаешь.

Девушка бросила это с такой небрежностью, словно речь шла о моей старинной любовнице, а не о той, кого я впервые увидел утром.

– Наверняка стала строить из себя недотрогу. Ты видел, в каком она была состоянии? Вот твои брюки, не помни. Ее трясло, словно гоблина в желтой лихорадке. Это не от страха и не от боли.

Франсуаз подошла ко мне и начала поправлять мой галстук.

– Пусть она всего лишь Зеленый Дракон, но я не верю, будто простая встреча с уличными апашами заставила ее рыдать в три ручья.

– Тогда как ты это объяснишь?

Девушка вновь пожала плечами. Ну что здесь объяснять?

– Она им приказала. Они не послушались. Еще и тумаков надавали. А она не привыкла, чтобы ей давали отпор. Весь ее мир рухнул.

– Тебе ее не жаль?

– Меня однажды пропустили сквозь строй, по обе стороны которого стояли двадцать солдат. И каждый думал только о том, как бы посильнее ударить.

– И что?

Я принялся за финальный штрих – рубиновые запонки.

– Их тычки выбили из тебя умение сострадать?

– Нет, – ответила девушка. – Они научили меня держать удар.

– Почему ты не спрашиваешь, что сказали монашки? – озабоченно спросила Франсуаз.

Мы шли по монастырскому саду, и алые стебли роз с прозрачными лепестками вили вокруг нас свой нежный узор.

– О чем? О моем члене?

– Не будь глупым. О том, можно ли тебе вставать.

– Уверен, они наказали провести мне пять лет в хрустальном саркофаге. Но ты же не зря приготовила мою одежду.

– Ты хочешь вернуться в город?

– Да, и поговорить с людьми. С теми, чьи имена дал нам капитан. Может, с другими тоже. Башня Иль-Закира запечатана так же прочно, как сердце скряги. Я убедился в этом, когда осматривал ее.