Элис научилась ехать верхом, глядя прямо перед собой и делая вид, будто ничего не слышит. В результате мистер Ван Клив, распалившись еще больше, входил в раж и начинал орать на всю округу, а Беннетт сползал с пассажирского сиденья, стараясь сделаться как можно менее заметным.
– И погляди, какой ты стала уродиной! Теперь тебя даже хорошенькой не назовешь!
– Как думаете, я не подвергаю Марджери опасности, оставаясь с ней под одной крышей? – уже после спрашивала Элис Фреда. – Не хочу портить ей жизнь. Но он прав. Мне больше некуда идти.
Фред кусал губы, словно не решаясь сказать нечто важное.
– По-моему, Марджери нравится, что вы рядом. Впрочем, как и всем нам, – осторожно выбирая слова, говорил он.
Глядя на Фреда, Элис начала замечать то, на что не обращала внимания раньше: сильные руки, уверенно лежавшие на холке лошади, и стремительную легкость движений, выгодно отличавшую его от Беннетта, который, несмотря на атлетическое телосложение, казался довольно неповоротливым и будто закованным в броню собственных мускулов. Теперь Элис под любым предлогом – например, чтобы помочь Софии, – старалась подольше задержаться в библиотеке. София молчала. Но она знала. Они все знали.
Но однажды вечером она спросила Элис прямо в лоб:
– Он ведь тебе нравится, да?
– Мне? Фред? Боже мой! Я… – замялась Элис.
– Он хороший человек. – София сделала ударение на слове «хороший», явно проводя параллель с кем-то другим.
– София, а ты когда-нибудь была замужем?
– Я? Нет, никогда. – София аккуратно перекусила нитку и, когда Элис уже начала опасаться, что допустила очередную бестактность, добавила: – Когда-то я любила одного человека. Бенджамина. Шахтера. Он был лучшим другом Уильяма. Мы были знакомы с детства. – София поднесла книжку, которую сшивала, к свету. – Но он умер.
– Погиб… в шахте?
– Нет. Его застрелили. Он просто шел по своим делам. Возвращался домой с работы.
– Ой, София, мне так жаль!
Лицо Софии оставалось непроницаемым. За многие годы она научилась скрывать свои чувства.
– Долгое время я не могла жить здесь, в Бейливилле. Уехала в Луисвилл и вложила всю душу в работу тамошней библиотеки для цветных. Выстроила себе некое подобие жизни, хотя не было дня, чтобы я по нему не тосковала. И когда узнала, что с Уильямом произошел несчастный случай, то молила Бога, чтобы мне не пришлось возвращаться. Но ты же знаешь, пути Господни неисповедимы.
– Неужели по-прежнему так тяжело?
– Поначалу было очень нелегко. Но… все меняется. Бен умер четырнадцать лет назад. Жизнь тем не менее идет вперед.
– А ты надеешься встретить… кого-нибудь еще?
– Ой нет. Мой поезд уже ушел. К тому же я теперь неподходящая партия. Чересчур образованная для местных мужчин. Мой брат говорит, я слишком много о себе понимаю, – рассмеялась София.
– Знакомо до боли, – вздохнула Элис.
– Теперь Уильям скрашивает мне одиночество. Мы с ним ладим. И я не теряю надежды. Все идет хорошо, – улыбнулась София. – Вашими молитвами. Мне нравится моя работа. И у меня появились друзья.
– Что ж, я чувствую примерно то же.
София импульсивно протянула тонкую руку, сжав ладонь Элис. Элис ответила на рукопожатие. Она не ожидала, что простой человеческий жест может принести такое успокоение.
– Я действительно считаю его очень добрым, – неохотно отпустив руку Софии, сказала Элис. – И… довольно красивым.
– Детка, все, что тебе нужно, – сказать слово. С тех пор как я здесь, этот мужчина ходит вокруг тебя, как кот вокруг сметаны.
– Но я не могу. Разве нет? – (София удивленно подняла на нее глаза.) – Полгорода считает нашу библиотеку гнездом разврата, а меня – центром этого непотребства. Ты представляешь, что́ о нас будут говорить, если я закручу с другим мужчиной? С мужчиной, который мне не муж.
– Она по-своему права, – уже после сказала София Уильяму. – Просто стыд и позор, что два хороших человека не могут быть вместе!
– Ну, никто и не обещал, что этот мир будет справедливым.
– И то правда. – София вернулась к своему шитью, погрузившись в воспоминания о мужчине с беззаботным смехом, который всегда умел заставить ее улыбнуться, и о давным-давно забытом ощущении его руки у нее на талии.
– Наша старушка Спирит ну точь-в-точь школьная директриса, – сказал Фред, когда они возвращались домой в сгущающихся сумерках. Фред надел толстую клеенчатую куртку для защиты от моросящего дождя, а шею обмотал зеленым шарфом, который не снимал с того самого дня, как получил его от девушек из библиотеки в подарок на Рождество. – Вы это видели? Каждый раз, как ее кто-то пугает, она бросает на него такой взгляд, точно хочет сказать: «Держи себя в руках». А когда он ее не слушает, она прижимает уши назад. Словно отчитывает.