Даруль Китаб. Книга I. Фальсафы

Именно по этой причине Платон передаёт своё учение в особой форме, которую он сам и разрабатывает – в форме диалога, где между говорящими, как бы разыгрывается некая сценка, как в греческом театре. Эта форма письма, по мнению мыслителя, способна уберечь от невежд философские истины, однако не возлагая на неё слишком много, в своём «Седьмом письме» Платон говорит, что самые важные свои мысли он всё-таки не доверил «бумаге». Поэтому большинство платоноведов настаивают на эзотерических, «неписанных» взглядах философа, которые были направлены только на узкий круг учеников. Многие говорят, что диалоги Платона вообще не содержат в себе его истинного учения, а это некая игра, где он лишь изредка намекает на свои мысли, разыгрывая перед нами различные ролевые партии, образы и сравнения, ибо главное свои постулаты, по его собственному признанию, он сокрыл от большинства людей.

Некоторым доказательством этого тезиса являются два примера, точнее сказать два аутентичных отрывка об устной практике академического учения о «благе». Первое свидетельство приводится от философа Аристоксена, который в своем трактате «Начало гармонии», как бы невзначай, на полях вспоминает: «Аристотель всегда рассказывал о том, что случилось с большинством пришедших послушать лекцию Платона «о благе». Каждый пришёл, думая узнать что-нибудь о, так называемых, общечеловеческих благах: богатстве, здоровье, силе…когда же оказалось, что речь идёт о математических предметах и числах, о геометрии и астрономии, и, наконец, о том, что благо есть единое, то они, как я полагаю были совершенно сбиты с толку и тогда одни исполнились презрением к сказанному, а другие даже бранили его». Аристоксен вспоминал уроки своего учителя Аристотеля, который считал очень важным упоминать о слушателях лекции Платона «о благе», полагая, что это будет что-то практичное, рациональное и полезное, с точки зрения их земного бытия, но вместо этого Платон говорил о математике и астрономии, о числах и их соотношениях, что порождало в них чувство глубокого разочарования.

Другое свидетельство, от ранее упомянутого неоплатоника Симпликия, который также, как и Аристоксен, как бы на полях, комментируя «Физику» Аристотеля, вспоминает слова Аристотеля о лекции Платона «о благе»: «Говорят Платон полагал началами, как идей, так и чувственно воспринимаемых вещей единую и неопределённую двоицу. На этих лекциях, среди прочих друзей Платона были Аристотель, Гераклид и, Гестиай, неясные слова учителя они записали в такой же неясной форме». И снова звучит свидетельство о том, что в основе учения Платона «о благе» на уровне идеи и чувственного восприятия, заложено сочетание цифр, как величин предела и «двоицы», как безграничного и неопределённого – снова пифагорейский стиль. Это же подтверждает и сам Аристотель в первой книги «Метафизики».

Но дело в том, что ничего подобного и близко нет в диалогах Платона. Таких идей мы не встречаем в писаных текстах, за исключением лёгкого касания в диалоге «Государства», а это как минимум значит, что они не отображают истинного учения мыслителя. Значит они выполняют какую-то другую роль. Какую же?! Совершенно очевидно, что с их помощью Платон, подобно оводу, которой жалит лошадь, пытается всколыхнуть наше мышление, предлагая нам отправиться в путь к познанию высших идей. Он, как бы заманивает читателя в свои философские полунамёки и ребусы, с одной стороны, предлагая ему своё учение, при этом тщательно скрывая его от «всякого невежественного глаза», а с другой стороны, призывая самому прикоснуться к истинной, сокровенной реальности, доступной только мыслящему человеку. Это некие игровые ситуации, которые позволяют нам вычитывать то, что не сказано в текстах. Поэтому ни один диалог Платона не ведёт к окончательному решению вопроса, всё как бы остаётся в «подвешенном состоянии». Мы всякий раз ожидаем получить ответы, но автор снова и снова обрывает беседу своих персонажей или уводит её в сторону, предлагая читателям самим продолжить этот диалог, но уже между собой.