Сейчас это нас интересует вот с какой стороны: мы можем более отчетливо представить рубеж, разделяющий живое от неживого, границу возникновения жизни. Жизнь возникла со становлением генотипа и фенотипа, когда дуплицирующийся ген стал носителем информации об аминокислотном составе полипептидов. С этого момента эволюция пошла быстрыми (в геологическом масштабе) шагами. Но дарвиновский отбор возник несколько раньше: с того момента, как сформировался в коацервате первый протоген.
Мы можем заключить, что «демон» Дарвина — естественный отбор — не только двигатель эволюции Жизни, но и причина ее становления.
Естественный отбор
Я не усматриваю предела деятельности этой силы, медленно и прекрасно приспособляющей каждую форму к самым сложным жизненным отношениям.
В предыдущих главах мы неоднократно говорили о естественном отборе. Это и понятно: вся сущность теории Дарвина основана на широчайшем распространении в природе селективных процессов. Однако следует эту проблему рассмотреть подробнее — слишком уж она важна. Остановимся в первую очередь на доказательствах существования отбора в природе и его творческой роли. Как я уже имел случай упомянуть, большинство современных критиков дарвинизма отказывают отбору в творческой роли, считая его в лучшем случае могильщиком, уничтожающим ненужное. Так, современный антидарвинист А. Вандель пишет: «Во всех городах имеется служба канализации, отбор играет аналогичную роль в органической эволюции. Его специфическая функция заключается в устранении чудовищ, неудачников, немощных стариков».
Другие авторы (например, известный палеонтолог О. Шиндевольф) в принципе считают, что отбор может быть творческим началом в микроэволюции — возникновении новых форм, подвидов и видов. Однако макроэволюция — становление крупных систематических единиц — типов, классов, отрядов, семейств — управляется иными законами (о которых, правда, говорят сбивчиво и смутно).
Но, как справедливо писал Кольцов: «…для нас, верящих в неизменность закона постоянства энергии, термин „творить“ может иметь только одно значение: из многих комбинаций выбирать только одну. Поэтому я считаю, что мы и теперь, как 50 лет назад, имеем право спокойно утверждать: „естественный отбор творит новые формы“».
Рассмотрим несколько примеров селективных процессов в природе.
Быть может, одно из важнейших доказательств теории естественного отбора — существование приспособительных, покровительственных окрасок и форм у животных и растений. Как уже упоминалось раньше, ламаркизм полностью бессилен истолковать, например, белую окраску белого медведя и зайца-беляка, отпугивающие птиц окраски многих насекомых, подражание безвредных животных хорошо защищенным и многое другое. Выход, однако, был найден: если факты нельзя истолковать, их надлежит отрицать. Известный этолог Н. Тинберген так писал о подобных ниспровергателях: «Нельзя без удивления читать некоторые из этих псевдокритических писаний, и особенно содержащиеся в них язвительные насмешки по адресу „кабинетной позиции“ тех, кто верит в покровительственную окраску. Удивление испытываешь потому, что именно эта критика исходила из кабинетов, а те, кто верил — были естествоиспытателями».
Образцом «псевдокритического писания» является, в частности, книга Ф. Гейкертингера, в которой сконцентрированы все доводы антидарвинистов против дарвиновского истолкования этой проблемы. Почтенный австрийский энтомолог одним махом «закрывает» такие явления в природе, как криптизм (имитация фона местообитания), мимезия (имитация формы субстрата) и мимикрия (имитация защищенного животного). Одновременно достается и предостерегающей окраске, а так как он не заинтересован в объективном изложении фактов, победа остается на его стороне.
Стоит подробнее остановиться на феномене так называемого «индустриального меланизма» (меланос — по-гречески черный), ибо история его изучения — блестящий пример торжества дарвиновского объяснения криптизма.
По всей Европе и Азии, от Англии до Японии, обитает бабочка — березовая пяденица. Обычная ее форма белого цвета с мелкими черными пятнышками на крыльях и теле. Такие бабочки очень трудно различимы на своем субстрате — березовых стволах, покрытых лишайниками. Но уже в 1850 году в окрестностях английского города Манчестера была поймана березовая пяденица необычайной расцветки — черная с редкими белыми пятнышками, как бы негатив типичной. Само по себе явление меланизма не такое уж редкое. Ученых удивило другое: с каждым годом темные бабочки стали попадаться все чаще и чаще. Черная форма (карбонария) явно вытесняла типичную из прежних мест обитания. Впоследствии была описана и другая форма (островная, или инсулярия), более темная, чем типичная, но светлее карбонарии. Удалось установить, что окраска карбонарии обуславливается одним доминантным геном.