Дары данайца

Четырнадцатого июня ночью милицейский патруль находит на улице женщину в невменяемом состоянии, так как запаха спиртного от нее нет, ее отвозят в приемный покой районной больницы. Там она находится до утра, и после обследования врача ее переправляют в психоневрологический диспансер, где ее опознают как Демину Валентину Ивановну, кстати говоря, состоящую у них же на учете. Оттуда ее переводят в клинику, и там она находится сутки, а потом по ее просьбе врач вызывает к ней сержанта Жилкина из районного отдела милиции, о чем был разговор, установить не удалось, так как никто при этом не присутствовал. Далее, уже на следующий день из Москвы приезжает Мансуров, после встречи с Деминой, он требует подготовить для них отдельное помещение, а к вечеру приезжает вся его группа в количестве семи человек. У дверей палаты выставляется пост, внутри постоянно ведет дежурство не менее двух человек, в выделенном для группы Мансурова помещении работает пишущая машинка, что хорошо слышно в кабинете находящемся ниже этажом. В это же время допрашивались сотрудники районного отдела, которые в составе патруля нашли Демину, опрашивали ее соседей по коммунальной квартире, в общем, тут ничего выходящего за рамки обычного расследования. Работали они так трое суток, причем больная периодически теряла сознание, последние сутки Мансуров потребовал, чтобы было организовано дежурство врачей реаниматологов, однако в девять утра последовало очередная кома, вывести из которой, женщину не удалось. К вечеру Мансуров со своей группой вылетел в Москву спецрейсом, тело они увезли с собой. С этой стороны все.

Далее следуют странности, Жилкин, который прибыл по вызову врача к женщине, уезжает в отпуск к матери в начале июля и исчезает, причем до матери он не доехал, заведено уголовное дело, но результатов пока нет. Так что установить, о чем был разговор, не представляется возможным. Врач, который лечил и наблюдал Демину, утверждает, что под наблюдением, она находилась около восьми лет, но ее состояние серьезных опасений не вызывало. Это подтверждают и соседи, однако тринадцатого, Демина домой с вечерней смены не пришла, она работала на комбинате техничкой, подметала полы в цехах.

Вот, собственно говоря, и все, что удалось узнать, осторожно касаясь этой темы при проведении расследований по другим направлениям. Дальше привлекать своих сотрудников Никифоров не мог, нужно было проводить допросы самому, и первая же встреча с бывшим лечащим врачом Деминой насторожила:

— Вся эта история с Валентиной Ивановной с самого начала была довольно-таки странной, — рассказывал ему эскулап, — да, у нее были проблемы с психикой, уж слишком легко она впадала в истерику, но все же это не шизофрения. А когда я ее обследовал в диспансере, у нее наблюдалась именно шизофрения, причем в самой неприятной ее форме. Женщина ничего не помнила из своей прежней жизни, ни кто она, ни какой в настоящее время год, меня не узнавала совсем, хотя раньше с удовольствием ходила ко мне на прием. За время осмотра определил раздвоение личности, даже если хотите "разтроение", такое впечатление, что со мной по очереди разговаривало три разных человека, причем двое из них были мужчины. Интересно, что женская ипостась хоть и была подавлена, но более или менее держала себя в руках, а вот мужские личности постоянно впадали в истерику, и естественно все это на фоне не прекращающегося бреда.

— А не припомните, в чем именно заключался этот бред? — Направил Никифоров рассуждения врача в нужное русло.

— Сложно вспомнить, — скривился врач, — вы часто прислушиваетесь к бреду?

— Почти всегда, — улыбнулся майор, — в здравом уме редко кто скажет мне что-нибудь полезное.

— Возможно, — пожал плечами эскулап, — но мне это просто противопоказано, у меня больные столько наговаривают, что будешь прислушиваться, сам на их месте окажешься. Хотя… да, припоминаю, в основном это были жалобы на то, что ее обманным путем куда-то завели и убили. Потом начала требовать представителей власти, грозила страшными карами. Звучали некоторые интересные выражения, вот, к примеру, запомнилось:

— "Хотели как лучше, а получилось как всегда", — или еще, — "Вот и пришел ко мне северный пушистый зверек".

— Что за зверек такой? — Спрашиваю. Отвечает. — "Песец". — Причем здесь песец, почему он должен к ней прийти?

— Да, если первое еще можно понять, то насчет зверька разобраться трудно, — согласился Никифоров, — а что-нибудь еще, мне важна любая информация.

— А! Вот еще чего вспомнил, — вскинулся психотерапевт, — до зверька она еще сказала, что проводник с неожиданно сильным даром оказался, сам на себя все потоки перетянул, а теперь к ней пришел зверек, а он будет спокойно жить, и хрен его найдешь.

— А что-нибудь еще про проводника? — Майор с надеждой смотрел на врача.

— Нет, больше ничего, — чуть покрутил головой тот. — Да и вообще больше ничего связанного я от нее не слышал. Потом появился тот сержант из милиции и больше меня к ней не допускали.