Дары Кандары.Сборник(СИ)

давно. После молебствий на площади кто-то крикнул «Бей!», космачи с нагайками как всегда опоздали.

Насмерть сходу, почитай, никого и не порешили, но пока громилы делили пестрые тряпки, гроши и утварь,

запылали склады. Огонь перекинулся на жилье. Ос лишился двух братьев, отца и дома. До жути хотелось

плакать, валяться в луже и выть, как мать, но он стоял и грыз кулаки под ленивыми взглядами любопытных.

Начался дождь. Братья рылись в развалинах, вдруг что осталось цело. Мать лежала в углу под рогожей.

Потом стемнело. Ос стоял и стоял, весь промокший, худой и страшный. Брок увел его в доки уже наутро.

Мать недолго жила после – осень съела ее, как и добрую часть погорельцев. Братья сгинули кто куда.

Ос остался грошничать в городе. Делать он ничего не умел, да и не мог – дар ворочался в нем, жадно требуя

пищи.

Ос толкался в порту, провожал глазами неопрятные пароходы и горделивые парусники, следил за

дневной муравьиной суетой у причалов. Как на берег сводят слона в цепях, как спускают клетки с

бесчисленными пестрыми птицами и мешки драгоценного кофе, как плечистые грузчики тащат в трюмы

тюки и бочки. Как спешат подняться на борт тяжело груженые семьи с малышами, старухами и старинными

ветхими книгами, а с надраенных палуб в город шествуют разодетые проезжанты. Как оскалились пушками

боевые суда – «Касабланка», «Принцесса», «Крейцер»… и незнакомые еще новики – с каждым месяцем их

становилось больше.

На закате работа стихала, и тотчас распухали от шума бесчисленные таверны, кабачки и подвалы.

Матросы плясали с портовыми девками, резались на ножах, пили, вспоминая своих покойников, пели и

снова дрались. Ос заглядывал в двери, слушал. Если в карманах звенело – покупал себе жидкое пиво и

крепкий «портовый» суп из морских гадов. Сочный вкус чужой жизни наполнял ему рот. Но слова все еще

не давались.

Дар смеялся над ним – по ночам Осу снились тугие и звонкие строки. А с утра, как и в детстве,

приходилось собирать «ушки» и морской лук, чтобы не умереть с голоду. Иногда удавалось перехватить

монету на срочной выгрузке или кружку вина из протащенного на борт кувшина, но жилось все труднее. …

Брок еще той весной уехал – примерять серый китель студента Е.К.В. Корабельной школы. А больше Ос

никому нужен не был.

Оставалось море – неизменное и непостоянное, тухлый запах светящихся водорослей, горсти битого

перламутра на полосе прилива, стаи рыбок-летучек и шумные птицы, кормящиеся у стай. И корабли.

Надежда по правому борту, гибель по левому, удача стоит у штурвала.

Ос ютился тогда в ничейной каморке у Южных Трапов. Чуть не каждую ночь он пытался марать

бумагу, но стихи отправлялись в огонь – подогреть скудный ужин. А ночи все холодали. Грошники, рыбари

и прочий портовый сброд уходили в подвалы и трюмы, ища приюта. Космачи уже дважды прочесывали

трущобы.

Когда Астьольд и Злой из Бухты явились в Трапы резаться насмерть за желтые косы красотки Эв, Ос

решил, что снова идет облава. Он откинул уже крышку подпола – дважды эта дыра выручала его свободу –

но снаружи заговорил барабан. Из щели было видно, как волна за волной моряки и контрабандисты заняли

площадь.

Четверо с фонарями оградили поле для боя, взмыленный барабанщик встал спиной к морю. Толпа

сгрудилась чуть дальше. Нагую Эв держали двое матросов, она икала от страха. …Вот противники вышли в

круг... Злой свистел и играл ножом, Астьольд молчал. Барабан сменил ритм, сотня рук стала отбивать такт.

Злой двинулся кругом, мягким и хищным шагом. Выпад, еще бросок, снова промах. Барабан застучал

быстрее. Астьольд вдруг прыгнул вбок… Ос успел увидать, как темная кровь проступила на белой коже, но

тут замолчал барабан, и мгновенно потухли все фонари.

Было слышно, как часто дышат противники. После пришел звук падения, отвратительная возня, хрип,

стон – и торжествующий вопль победителя. Толпа засвистела и заорала в ответ. Фонарщики вновь засветили

лампы. Злой поднялся с трудом. Астьольд был мертв. Эв закричала – по обычаю победитель доказывал

власть над женщиной тут же, у трупа врага. Мужчины замерли в предвкушении зрелища. Но Злой только

плюнул в лицо добыче и, прихрамывая, направился в сторону доков. Моряки поспешили за ним – обмыть

победу. Дружки Астьольда утащили труп в лодку, чтобы похоронить подальше от берега.

Эв осталась у Оса, разделив с ним сперва похлебку из ракушек и портвейн, а после скудное ложе.

Когда женщина задремала, Ос укутал ее в одеяла, а сам поднялся на проваленную крышу хибары. Он кричал

слова первой баллады безмолвным тучам и шумным волнам, бросал рифмы на мокрый песок и вбивал в

черную мостовую. Он говорил – и серебристыми рыбами летали ножи, хрипел в темноте капитан Астьольд,

что посмел протянуть ладонь к сладкогрудой принцессе порта, а победитель поднимал за любовь

окровавленный кубок... С первым лучом солнца последнее слово встало на свое место. Ос спустился в

каморку – пусть прекрасная Эв услышит. Но женщина ушла до рассвета – вместе с жалкой горстью монет.

Не прошло и двух суток, как в хижину Оса явился незнакомец – огромный моряк с лицом загорелым