Дары ненависти

Сказать по чести, Грэйн было мерзко и стыдно, так, словно она по собственной воле полезла в переполненную уборную за оброненным золотым да так ничего и не нашла, лишь извозилась в дерьме по уши. В общем-то, так оно и было. И осознание того, что немалая часть этого дерьма – твое собственное, ничуть не утешало, а делало ситуацию в целом еще гаже. Да, попытка лаять по-собачьи вполне удалась, но чем тут гордиться? Разве отец не сплюнет презрительно, буде доведется ему из Чертогов Оддэйна услышать, как старшая его дочь измеряет величину семейного долга в монетах и ассигнациях? И что с того, если иного языка шавки-Кэйлены просто не понимают? Тявканье от этого благородней не станет!

Однако раз уж ввязалась в драку, изволь довести ее до конца. С такими вот мыслями Грэйн и отправилась в кабинет почтенного зятя. Матушка может сколь угодно долго именовать свою жизнь достойной, но посвященная Локки Грэйн уже стоит по меньшей мере на одну ступень выше безземельной вдовы предателя, а потому только ей теперь решать, что достойно, а что – не слишком.

Обращенное на саму себя чувство вины и гадливости требовало действий – сейчас, немедленно! – и потому девушку отнюдь не порадовал тот факт, что ир-Кэйлен не осмелился запереться в кабинете. Ну что стоило ему защелкнуть замок и придвинуть к двери какой-нибудь комод! Грэйн разнесла бы преграду в щепки, дала бы выход ролфийскому бешенству и вновь обрела хладнокровное душевное равновесие. Но дверь оказалась даже приоткрыта, а значит… Значит, вместо мебели придется бить зятя. Мало что истинные ролфи уважают во врагах, но доблесть ценят издревле. И у бьющихся до последнего отважных противников всегда было гораздо больше шансов сохранить жизнь и даже свободу, чем у трусов, малодушно спускающих флаг. Сколько кровавых расправ над сдавшимися без боя пленными хранят ролфийские предания! Не меньше, пожалуй, чем рассказов о почестях, оказанных доблестным врагам. Посмертных почестях, разумеется. Но к Терлаку ир-Кэйлену все это ни в коей мере не относилось: он не был ни врагом, ни другом, ни даже мерзкой гадиной, вроде подлых шуриа – да будет проклято навек их поганое племя! – а был всего лишь паразитом, наподобие блохи или кишечного червя. С паразитами не воюют, их просто давят.

Так и Грэйн не стала миндальничать и плести кружево долгих речей, полных намеков и угроз. Рыпнувшийся было по глупости угощать «любезную сестрицу» драгоценной заморской кадфой[13] ир-Кэйлен был сперва фигурально, а затем и буквально взят за горло. Кадфа пришлась кстати. Добыть сей сугубо имперский напиток в Ролэнси можно было лишь контрабандой и за сумасшедшие деньги, которых у средней руки купца вроде ир-Кэйлена водиться не могло, следовательно – контрабандой потихоньку приторговывал он сам. Законы Вилдайра Эмриса контрабандистов приравнивали к пиратам, а пойманных, да еще и с поличным, власти вешали безжалостно и быстро. Вконец освирепевшая Грэйн, пожалуй, и отволокла бы зятька в ближайший участок лично, держа за шкирку: собаке – собачья смерть! Но остановило ее все же не столько нежелание увидеть Эбэйн вдовой, сколько понимание, что два осужденных преступника в одном семействе – это уже слишком. Так что пришлось ограничиться родственным внушением: подняв гаденыша за глотку, приложить об стену и вылить ему на голову весь кувшин черной, как душа пройдохи, «имперской смолы», а когда он упал и заскулил, пресмыкаясь, от всего сердца добавить сапогом по ребрам. Отведя душеньку, Грэйн быстро обыскала кабинет ир-Кэйлена и почти сразу же нашла интересовавшие ее бумаги.

– Ворюга, – уже почти беззлобно рыкнула она, засунув получившийся сверток за пазуху. – Ты вернешь моей матушке все до арса, иначе я своими руками наброшу веревку на твою шею. И прослежу, чтоб она сломалась не слишком быстро.

Сплюнула напоследок и вышла вон. Уже неважно, что капиталов прапорщика ир-Марен хватит в лучшем случае на пару дней пребывания в столичной гостинице, «достойной ее положения», как было предписано; в доме вора и контрабандиста она не задержится и на лишний вдох. А там… на все воля Локки!

В древнем воинском уложении ролфи, некогда прилежно изученном Грэйн, прямо сказано: «В безнадежной схватке отступи и положись на богов, выжидая; не только доблесть мила богам, но и разум. Побеждает тот, кто выжил; лишь мертвый побежден навсегда». Девушка всегда считала этот пассаж несколько спорным, однако на сей раз воля богов проявилась довольно скоро. Всего лишь пара шагов за дверь дома ир-Кэйлена – и Грэйн практически столкнулась с нарочным.

– Посвященная госпожа, вам надлежит следовать за мной, – на словах озвучил порученец протянутое ей предписание. – Вас ожидают.

Грэйн спокойно оглядела предназначенную для ее доставки черную карету без гербов и, пожав плечами, покорно в нее села. Печать на бумагах прямо говорила о том, что и верно, ее ожидают. А раз так, следует без слов подчиниться. За тем и приехала, что ж неясного?

Джойана Алэйа Янамари

Вот тебе и спряталась, вот тебе и отсиделась в уютной норе.