Дары ненависти

«Духи! Эта сука сломала мне шею! Я не чувствую своего тела!»

«Ничего она тебе не сломала. Руны тебя держат, – как бы нехотя пояснил призрак. – Специальные руны, для шаманов придуманные. Говорить-то ты можешь… пока…»

– Ничего, я подожду, когда ты станешь дохленькой ролфи. Мы еще не на Ролэнси, – прошипела Джона сквозь зубы, мерзко щуря заплывшие глаза.

Ну не плеваться же, право слово?

Бессильная злоба поверженного врага – ну что может быть слаще? Грэйн, прямо скажем, нечасто доводилось прежде испытывать подобное чувство, но как же оно ей нравилось – словами не передать. Девушка аж прижмурилась от удовольствия. Даже горло почти не болело, так ей стало хорошо.

Ухмыляясь, ролфи весело фыркнула:

– Ну, посмотри, посмотри. Только это тебе и остается теперь, змея. Я вырву тебе жало, гадина. Ты больше не сможешь укусить, – и, крепко, но почти нежно взяв шуриа за подбородок, Грэйн запрокинула пленнице голову. – И, кстати. Как я стану дохленькой ролфи, ты уже не увидишь. Прежде ты станешь дохленькой змеюшкой. Ну? Скажи-ка «ш-ш-ш»… Напоследок.

Настроение у эрны Кэдвен стремительно улучшалось.

– Сначала ты скажи «гав», ролфи, – огрызнулась графиня. А что она еще могла сделать, лишенная возможности пошевелиться? Только сказать что-то гадкое, уязвить мучительницу побольнее. Деду-прадеду, например, очень не нравились намеки на собак.

– Гав, – Грэйн клыкасто улыбнулась, ничуть не задетая этой последней – и впрямь ведь последней! – колкостью злоязычной графини. – Гав-гав. Я-то смогу гавкать и дальше, а ты уже не прошипишь больше мне в ответ, змеюшшшшшка.

Тщательно, медленно, выписывая каждую линию, каждый изгиб, ролфи начертала под челюстью шуриа, на тонкой нежной коже змеиного горлышка, изящное, полное силы рунное плетение.

Руны безмолвия. Сколь же прекрасен этот дар богов!

Да ради такого, ради одной только беспомощной ярости в гадючьих глазках внезапно онемевшей жертвы Грэйн и впрямь готова была лаять хоть до самых берегов Ролэнси. А может быть – даже и на лик Морайг повыть. С выражением.

Единственное оружие, которое было у пленницы, ее полные яда речи, и то отобрала мстительная ролфи. Но мысленно Джона ругалась так, что дух предка аж заслушался. Давно он уже не слыхал столь замысловатой брани на родном языке. Наследница оказалась очень способной и памятливой, она прекрасно запомнила все словечки и похабные сравнения, все мерзкие обещания и непристойные пожелания, которыми он сам еще совсем недавно честил проклятых шуриа.

«Я ее утоплю, я ее сожгу, я с нее кожу сдеру живьем! – безмолвно кричала леди Янамари, сотрясая тонкий мир духов до самых его основ. – Собакам скормлю по кусочку! Сука ролфийская! Тварь бешеная!»

Она даже плакать не могла от унижения и испепеляющего бешенства. Не получалось потому что. Высохли слезные реки, и остались только жгучие берега ненависти.

«Чего ты бесишься? Не все так плохо. Ролэнси… Ролэнси – хорошее место. Увидишь, тебе еще понравится, уезжать не захочешь», – невинным тоном произнес призрак.

«А! Ты еще подпеваешь этой сучонке, предатель? Ты – гад паленый! Убирайся прочь! Не видать тебе Чертогов Оддэйна, вот! Я тебя сама развоплощу и развею. Скотина!»

Дед обиделся.

«Если бы за тобой не девка пришла, а мужик, вот бы тогда тебе досталось. А так… Она ж все равно баба – жалостливая и добрая. Она тебя кормила, умывала, заботилась, как умела. А ты что наделала? Неблагодарная гадючина – вот кто ты такая, Джоэйн».

Пращур прав был в той части, что с мужчиной леди Янамари вела бы себя по-другому. И уж точно не рискнула бы душить собственноручно. Судя по призрачному дедуле, шеи у чистокровных ролфийских вояк внушающие.

«Он бы тебя еще и поимел бы, помяни мое слово. И не один раз».

«Как ты свою Джоэйн? – съязвила женщина. – На пороге дома, рядом с трупами родичей?»

«Дура ты! Ничего в жизни не понимаешь!»

«Убирайся!»

Впервые за много лет Джона просто не знала, что предпринять. Жизнь в лице ролфийской девки загнала ее в угол, словно кухарка метлой – наглую крысу. Загнала и собиралась переломать хребет, потому что крысы, они такие живучие, их сразу насмерть не зашибешь. Змеи, кстати, тоже.

Оплетенная по рукам и ногам графиня, конечно же, теперь уже никуда сбежать не могла, но Грэйн все-таки не отказала себе в удовольствии еще и прикрутить локти пленницы к телу ее же собственной, расплетенной на пряди косой. Так, на всякий случай. Хотя – со сладостной честностью победительницы призналась сама себе ролфи – это уже было из чистой мстительности.