Дары ненависти

Файрист… Ему так давно не снился этот город, что начало казаться, будто уже никогда и не приснится. Золотые шпили, белые башни, лестницы и фонтаны, каналы, запруженные сотнями маленьких юрких суденышек, ровные улицы, лучами в разные стороны разбегающиеся от площади Эло, и солнце… Солнце везде, дробящееся в тысячах и тысячах окон, отражающееся в водах каналов и чашах фонтанов. Череда солнечных теплых дней, и всего пара месяцев мягкой ненавязчивой зимы, после которой буйство весенних красок неподготовленного человека повергает в шок. Начиная от гераней и гибискусов в горшках и заканчивая целыми домами, от фундамента до крыши увитыми виноградом, плетущимися розами и клематисами – все благоухает и радует глаз. И когда раз в три года в конце мая расцветало огромное тысячелетнее Древо напротив императорского дворца, в Файристе начиналась Она – Ярмарка. Всем Ярмаркам Ярмарка, не чета нынешним убогим торжищам. Никогда и ничего подобного уже не будет под тремя лунами, как бы ни лезли из кожи вон нынешние синтафские, а за ними и остальные владыки и владычишки: таких огненных представлений, такого разгула, такой немыслимой роскоши и красоты. Теперешний Весенний Карнавал – бледное и унылое подобие того Настоящего Праздника, сохранившегося, пожалуй, только в памяти Хереварда Оро.

Ему приснился давно исчезнувший с лица земли город, город его детских лет, город его вечной радости и бездонной печали. Впервые за последние полстолетия! И если это не считать Знамением, то каким же оно должно быть?

И не в собственной постели явился Благословенному Святому желаннейший сон, и не на удобном диване в саннивском доме, а в трясущейся на ухабах карете, влекомой самой неторопливой четверкой во всем Синтафе. Стоило закрыть глаза и задремать, как очутился тив Херевард на той самой незабвенной улочке, куда выходила задняя дверь родительского дома. Вот же он – запыленный куст гортензии, и ажурные решетки на маленьких круглых окошках знакомы до последнего завитка, а в тени старого абрикоса дремлет ослик продавца дешевых сладостей. Сыну князя не пристало портить себе зубы плебейскими леденцами, ему с поклоном на блюде подают экзотические фрукты по первому требованию. Но хочется-то приторной сладости запретного лакомства – красного петушка на палочке. Целое море незамутненной детской радости ценой в два медных «коготка». А торговец знай себе посмеивается в короткую белокурую бородку. Смешно ему, что высокородному мальчишке, с ног до головы одетому в шелк и бархат, не ведающему слез и зла, не хватает для счастья дешевого петушка.

Ах, сколько неземного удовольствия, если леденец в рот засунуть целиком и подержать немного, а потом сглотнуть тягучую липкую слюну. Самое лучшее занятие, пока Отец и Братья подносят дары к алтарю Меллинтан – Желтой Луны. Все же знают, что Огненная Сова днем видит хуже, чем ночью. Так что она не заметит детской шалости во время серьезной церемонии.

И самое удивительное, что во время таких снов тива Хереварда нисколечко не смущала языческая вера родичей. Ненадолго отпускало мучительное чувство потери. Отец ведь так и не принял Предвечного. Никогда не заживающая рана прямо в сердце, она болит до сих пор, она никогда не перестанет саднить, потому что наши отцы и матери продолжают жить в нас, как мы живем в наших детях.

Файрист… Прекраснейший… Город Огненной Луны на берегу ласкового моря, золотое сердце земли диллайн… Колыбель истинного бога, первая купель Предвечного, где мудрые и могучие дети Меллинтан сделали шаг за границу, отведенную людям тремя божествами-лунами, и познали Веру и Силу. Спи же спокойно, Файрист-Прекраснейший, на дне морском, укрытый от алчных взглядов тяжелыми песками…

Спал и Херевард Оро, но, как любой эсмонд, полностью контролировал свои видения. Если угодно, управлял ими.

Все люди спят, они не могут без сна и умирают на пятые сутки бессонницы. А значит, сон – это то место, куда попадают все без исключения – диллайн и ролфи; мужчины и женщины; враги и друзья; ближние и дальние. Нужно лишь уметь ходить Тропами Сновидений. Эсмонды это могут. Поэтому десятилетний мальчик Херевард, открыв дверь, покрытую затейливой резьбой, которая вела в сад его родного дома, шагнул прямиком в янамарский храм уже тивом Херевардом – исполненным Силой волшебником на тысячу лет старше. Во сне возможно все – точно так же, как любое чудо во власти Предвечного и происходит по воле его. Проштрафившийся Удаз Апэйн телом пребывал в Синхелме, оттуда он руководил совершенно безуспешными поисками беглянок, но снился-то ему свой собственный храм, где и скогтил его душу чародей. А уж хватка у эсмонда крепкая – не вырвешься.

– Вы не оправдали нашего доверия, тив Удаз, как ни прискорбно мне это вам говорить, – молвил Херевард.

– Я виноват, Благословенный.

Правильно. Оправдания никому не нужны. Их попросту не существует в природе, если приказ не выполнен.

– Я знаю. Вы будете наказаны.

Удаз поник плечами, но не осмелился сопротивляться. Это невозможно и наяву, а во сне против диллайнского мага никто не устоит.