Дары Пандоры

– Она любит меня! – проговаривается она. – Вот почему она гладила мои волосы! Потому что любит меня и хочет быть со мной! И все, что вы сказали, огорчило ее, она ненавидит вас! Ненавидит так сильно, как ненавидела бы голодного!

Сержант уставился на нее, с его лицом начало что-то происходить. Удивление сменил испуг, а затем – гнев. Пальцы больших рук медленно сжимаются в кулаки.

– Я разорву тебя, несчастная тварь! – сдавленно произносит он.

Люди сержанта смотрят на происходящее с нескрываемой тревогой. Им кажется, они должны что-то сделать, но не понимают, что именно. Один из них говорит: «Сержант Паркс…» – но продолжения не следует.

Сержант выпрямляется, делает шаг назад и пожимает плечами.

– Здесь мы закончили, – говорит он.

– Она все еще пристегнута, – говорит один из его людей.

– Очень плохо, – отвечает сержант. Он оставляет дверь открытой и выжидательно смотрит на одного, потом на другого, пока они не сдаются и не уходят, оставив Мелани в камере.

– Сладких снов, девочка, – говорит сержант. Он захлопывает дверь, она слышит удаляющиеся шаги.

Один.

Два.

Три.

9

– Я сомневаюсь в вашей объективности, – доктор Колдуэлл говорит Хелен Джустин.

Джустин молчит, но ее лицо говорит – Неужели?

– Мы исследуем эти объекты не просто так, – продолжает Колдуэлл. – Вы могли не заметить этого из-за невысокого уровня поддержки, что мы получаем, но наши исследования имеют несоразмерно большее значение.

Джустин продолжает молчать, и Колдуэлл кажется, что нужно чем-то заполнить образовавшийся вакуум. А может, и переполнить:

– Не будет преувеличением сказать, что выживание нашей расы может зависеть от того, выясним мы или нет, почему у этих детей инфекция не развивалась так, как в других девяноста девяти и девятистах девяноста девяти тысячных процента случаев. Наше выживание, Хелен. Вот каковы ставки. Какая-то надежда на будущее. Какой-то способ выбраться из этого беспорядка.

Они в лаборатории, отвратительной мастерской Колдуэлл, в которой Джустин редко бывает. Сейчас она здесь только потому, что Колдуэлл позвала ее. И эта база, и эта миссия находятся под юрисдикцией военных, но Колдуэлл все равно остается ее боссом, поэтому, когда приходит вызов – она должна ответить. Она должна покинуть класс и посетить камеру пыток.

Мозги в банках. Тканевые культуры, в которых угадываются человеческие конечности и органы, образуют скомканные тучи серой грибковой материи. Рука и предплечье – детские, конечно, – вырваны и разрезаны, кожа зажата металлическими щипцами, в нее вставлены желтые пластиковые штыри, отделяющие мышцы от верхних слоев кожи, которые и нужно исследовать. В комнате привычный беспорядок, жалюзи всегда опущены, чтобы держать окружающий мир на клинически оптимальном расстоянии. Свет – абсолютно белый, невероятно интенсивный, пронизывающий, исходит из люминесцентных ламп, висящих под потолком.

Колдуэлл готовит слайды для микроскопа, используя лезвие, чтобы разрезать на пластинки то, что напоминает язык.

Джустин не вздрагивает, не отворачивается. Она старается смотреть на все, что здесь происходит, поскольку является частью этого процесса. Делая вид, что она ничего не замечает, ее прошлое безвозвратно растворяется за горизонтом лицемерия, падая в черную дыру солипсизма.

Господи, она может превратиться в Кэролайн Колдуэлл.

Которая фактически является частью невероятно большого танка под названием «Спасение человеческой расы» еще с первых дней после Катастрофы. Пара десятков ученых, секретная миссия, секретное правительственное обучение – самое крупное предприятие в быстро тонущем мире. Многих позвали, но лишь единицы были избраны. Колдуэлл была одной из лучших, в первых рядах, когда двери перед ней захлопнулись. Неужели это до сих пор не дает ей покоя? Сводит с ума?

Это было так давно, что Джустин успела забыть большую часть деталей. Через три года после первой волны инфекций распадающиеся страны развитого мира ошибочно сочли, что достигли дна. В Великобритании число инфицированных стабилизировалось, и начали обсуждать дальнейшие действия. Маяк собирался найти вакцину, восстановить города и столь желанный всеми статус-кво.

На этой радостной волне были созданы две мобильные лаборатории. Они не были построены с нуля – не хватило бы времени. Вместо этого их соорудили на скорую руку, экспроприировав два автомобиля, принадлежащих ранее Лондонскому Музею естественной истории.

Предназначенные для того, чтобы быть передвижными выставками, Чарльз Дарвин и Розалинд Франклин – «Чарли» и «Рози» – стали огромными передвижными научными станциями. Каждый был длиной с автопоезд и почти в два раза шире. Оба были оборудованы самыми современными биологическими и химическими лабораториями плюс кабины для шести исследователей, четырех охранников и двух водителей. Министерство обороны (точнее то, что от него осталось) также приложило руку к их созданию – оба получили гусеницы, внешние броневые листы толщиной в дюйм и по паре крупнокалиберных пулеметов и огнеметов (на носу и в хвосте).