Полностью деморализованный Дани Соль, видимо, уже перестал удивляться, он только понуро махнул головой. На выходе из форта их ждали кони, Солю, солдаты подвели двуколку, запряженную спокойной лошадкой. Тот виновато посмотрел на Федора, и, получив согласный кивок, гаркнул, словно на смотру:
- Коня командиру, трибога в душу, вас.
Федор оглядел своих спутников, и его взгляд остановился на бледном, словно вырезанном из мрамора лице Коваля. Лицо Опоры не выражало ничего, но глаза горели, и единственной живой частью лица были пульсирующие на нижней челюсти желваки. Поняв, что происходит, что-то совсем из ряда вон, он сам подошел к Опоре, и властно бросил:
- Говори.
- Он давно этим промышляет, он поставляет оружие ротам, и главное высшему офицерскому составу. Мой отец был оружейником, жил тут рядом на улице, сразу за выходом из порта, отца казнили по подобному обвинению. А меня и сестру оставили на улице нищими, мне было пятнадцать, и я неплохо знал кузнечное дело, поэтому меня взяли в подмастерья. Сестра вышла замуж, и уехала в Аргон, подальше отсюда, да и я, став постарше, постарался убраться подальше. Занял денег, в рост, в казне барона Шон Терга, и попал в рабство. После двадцати, отцовский долг перешел на меня, а платить мне не чем, вот и оказался среди боевых холопов барона. А вот, вернулся.
- Считай, что долг тебе прощен заочно - буркнул Федор, - то есть до того, как ты об этом мне рассказал, я думаю суммы долгов, просто несопоставимы. А мне ты ни чего не должен, тема закрыта. А вот купчина тебе должен, и я этого не забуду.
- Так ты сын мастера Норота, - вдруг спросил Коваля Соль, а я думаю, что-то знакомое, помнишь, в детстве мы играли вместе, в саду вашего дома, теперь там Понт живет.
- Недолго ему жить осталось, за какой долг, максимально по деньгам у вас казнят с конфискацией?
- Казнят с чем - не понял вопроса воевода.
- С переходом имущества в пользу кредитора?
- Тысячу золотых.
- Значит, жить купцу Пону до того момента, как мы с ним встретимся, жаль я его двести раз казнить не смогу.
- Не спеши княже, что-то подсказывает мне, что Пон, кое-что знает про исчезнувшую девушку. У него на груди, такая же висюлька в форме чаши, что была у Прошки, так что поспрошаем, сперва. - Остановил горячащегося Федора воевода, да к отцу живым доставить надо, чтобы все было по закону, защита ему при таком долге не положена. Все замолчали и стали ждать.
Через три минуты, перед ними стоял оседланный вороной, явно, не из самых спокойных. На глазах ошарашенных подчиненных, Соль гибким движением привычного человека вскочил на коня. Сидел он как влитой, сразу чувствовался опытный наездник. Федору, еще не научившемуся так лихо взлетать в седло, осталось только позавидовать.
- Куда едем, княже, - спросил Дан, - к купцу, или сразу к моему отцу?
- Куда ближе?
- Значит к купцу?
- Сунильда, где его расписка, - вспомнил Федор.
- У меня в седельной суме, - ответила новоиспеченная дери.
- Значит к купцу, и рысью, времени нет.
Купец Факорт Пон жил в большом каменном, двухэтажном доме, сразу за выходом из бухты. Фасад дома был украшен разноцветными лепными, керамическими изразцами, и обнесен толстенным каменным забором. Вообще строение скорей напоминало крепость, чем жилой дом. Все говорило о немалой состоятельности кредитора. Вход преграждали дубовые крепостные ворота, унижаться и стучать в которые Федор не стал. Он просто определился с потоками, и, обнаружив совсем рядом, 'высоковольтную магистраль' синего цвета, сформировал таран и вышиб ворота, вместе с кованой решеткой за ними.
Всадники, почти не останавливаясь, въехали во двор и спешились. И здесь, вновь, оказался незаменимым Коваль. Он соскочил с седла и, кивнув Федору, сразу отправился на второй этаж, по узкой балконной лестнице, огороженной с двух сторон толстой каменной стеной и явно приспособленной для длительной обороны.
Шел он уверенно, родной дом все-таки. Федор со своей свитой шагал следом. На лестнице они никого не встретили. Но на балконе, к ним выскочила явно запаздывающая охрана. Не снижая скорости ходьбы, Опора изобразил то, что у боксеров называется нижний крюк в челюсть. Отчего, вставший на его пути лысый перекачанный бугай, в кожаной безрукавке и шароварах с широким поясом, оторвался от земли и, пролетев до конца балкона, лег и задумался о чем-то вечном. Силен был кузнец, и явно зол, зол так, что ничего не видел перед собой. Но слуги его увидели, и явно узнали.
Опора остановился и, повернувшись к остальным пяти охранникам, произнес:
- Узнали? Где этот урод? Кто достанет оружие станет плохим кормом, даже для собак.
Охранники среагировали так, словно знали тяжелый нрав Коваля, лучше, чем им того хотелось. Они просто, молча, расступились, пропуская всех вовнутрь дома. Федор понимал, что связывает Коваля и купца, явно не теплая дружба, но решил останавливать его, только если тот совсем перейдет все мыслимые рамки. В конце концов, купец был нужен ему живым, а Коваль тем более. Обижать Опору не хотелось, поэтому он просто и с интересом наблюдал за происходящим.